6. Теперь — об отношении авторов учебника к основным историкофилософским подходам прошлого и современности. Здесь имел место конструктивный заочный диалог с ними.
а. Мы придерживались установки, согласно которой между новаторством в философии и глубоким постижением истории философии существует неразрывная связь, имеющая характер одной из закономерностей развития философии. Разумеется, существует различие между теми, кто — подобно Диогену Лаэртию, Аристотелю, Лейбницу, Гегелю, Хайдеггеру, Ясперсу, Расселу — писал специальные сочинения или разделы сочинений по истории философии, и теми, кто — подобно Декарту или Канту — этого почти не делал. Однако и в том, и в другом случаях определение своего отношения к главнейшим вехам истории мысли было для философов интегральным элементом самостоятельного творчества в философии. Вместе с тем авторы учебника не оставили без внимания критику в адрес истории философии, а то и отрицание ее творчески стимулирующей роли. Такие подходы были развиты, например, некоторыми позитивистами и неопозитивистами; они и до сегодняшнего дня играют свою провоцирующую роль в историко-философских дискуссиях. Критические замечания позитивистов были авторами учебника продуманы, а иногда и приняты. Однако согласиться с отвержением истории философии как “кладбища антинаучной метафизики” было невозможно. Да, в истории мысли постоянно сохранялась метафизическая линия в смысле придания философии статуса размышления о мире в целом, о его всеобщих “первооснованиях”, о бытии как единстве всего сущего, о сущности человека и единстве человеческого рода, о соединении Блага, Истины и Красоты с другими идеями-ценностями. Но эту тенденцию мы, вместе со многими современными авторами, считаем неотъемлемой от философии, хотя и требующей современного осмысления и преобразования.
б. История философии как процесс и как историческая саморефлексия (в согласии, например, с Гегелем или Фейербахом) понималась в данном учебнике как целостное, в основном преемственное и восходящее движение к обнаружению и постижению элементов философской истины. Однако же защищаемая Гегелем идея “телеологического”, т.е. руководимого внутренней целью и предопределенного, постоянно прогрессирующего продвижения философии от низшего к высшему, от несовершенного и ограниченного к завершенной системе было нами отвергнуто. В истории философии, как и в других областях человеческой культуры, более позднее, пусть и весьма значительное формообразование отнюдь не обязательно является “более истинным” и великим, чем предшествующее. В философском знании по мере его развития, несомненно, присутствуют такие черты, как его обогащение, расширение, видоизменение, т.е. имеют место приращение знания, его кумулятивность. Однако при этом каждое отдельное крупное явление в истории философской мысли не “снимает”, т.е. не устраняет и не поглощает, значимость более раннего по времени философского формообразования. Так, философия Аристотеля не “снимает” как более “высокая” и “научная” мысль Платона, а система Гегеля не “снимает” (на что явно претендовал Гегель и что особенно акцентировала марксистско-ленинская философия) учения Канта, Фихте, Шеллинга. Каждый из выдающихся философов, с определенным правом объединяемых в историческую целостность, которая именуется немецкой классической философией, одновременно имеет самостоятельное значение и вовсе не образует, как полагали марксистские интерпретаторы, лишь “ступеньку” лестницы, ведущей к Гегелю, а через него — к Марксу, преодолевающему якобы все ограниченности предшествующей философии.
в. При этом, однако, живое и постоянное взаимодействие идей, их “приключения” образуют едва ли не самое увлекательное в очном, а чаще заочном, обнимающем все эпохи и регионы интеллектуальнофилософском диалоге, в свою очередь образующем существенную часть диалога культур и диалога внутри каждой относительно самостоятельной культуры. Прослеживание того, как складывался в истории мысли такой диалог, как существовало многоголосье спора-дискурса, и было одной из принципиальных задач, которые ставили перед собой авторы учебника, примыкая к имеющим место в отечественной и мировой литературе пониманиям философии и ее истории как конструктивного, все более широкого и разнообразного диалога. Представляя читателю дивергенцию, т.е. расхождение позиций в истории мысли, реконструируя философию различных эпох и регионов, мы старались не забывать о конвергенции, т.е. объединении идей, их схождении в главные проблемные пункты, о перекличке идей, существовавшей независимо от того, “перекликались” ли идеи по сознательной воле их создателей или в силу внутреннего родства. Или, напротив, совершались ли противостояния идей из-за приданной им самими их творцами прямой полемической направленности против других идей или в результате объективной проблемно-содержательной противоположности предложенных различными авторами подходов и решений.