Конечно, деревня Фаррбик/Бикфарр расположена в регионе со сложными природными условиями, и далеко не все мелкие хозяйства находились в таком плачевном состоянии на заре 50-х годов ХХ столетия. Тем не менее исход из деревни приобрел массовый характер. И он нанес по крестьянству удар еще более тяжелый, чем тот, что последовал за кризисом 80-х годов XIX в., когда международная конкуренция разорила столько французских деревень.
Третья сельскохозяйственная революция, в результате которой появились пестициды, ультрасовременное оборудование и т. д., привела, начиная с 60-х годов, к уменьшению количества хозяйств на 2 процента ежегодно и к тому, что уменьшилось число фермеров, которые в 1974 г. составляли лишь 12 процентов активного населения против 25 — в 1958 г.
Продолжалась концентрация сельских хозяйств, и вместе с ней росла их продуктивность: в 1974 г. она была в два раза выше, чем в 1946 г. Но доля сельского хозяйства в валовом национальном продукте продолжала снижаться — с 17 процентов в 1946 г. до 5 — в 1974 г.
«Конец крестьянства». Это произведение социолога Анри Мендра, название которого говорит само за себя, немного опередило события, так как оно было написано в 1967 г., но ясно предвозвещало будущее: в 1990 г. в сельском хозяйстве было занято всего 5 процентов активного населения.
Сейчас эти люди больше не называют себя «крестьянами»; они располагают необходимым техническим багажом, берут кредиты, чтобы модернизироваться, купить современное оборудование, жить, как горожане, управлять фермой, расширяться, подобно предприятию, — произошла настоящая культурная и экономическая революция. Однако этот успех сопровождается новыми трудностями: работая теперь в основном на экспорт, французское сельское хозяйство столкнулось с конкуренцией и оказалось вовлеченным в коммерческую войну между ЕЭС и США, что привело к введению квот на молоко, затем на мясо, к сокращению поддержки цен, не компенсируемых прямыми дотациями. Основными жертвами этих изменений стали мелкие земледельческие и животноводческие фермы: на заре XXI в. более трети их владельцев имели доход ниже уровня СМИГ.
С этим связаны гнев и агрессия фермеров против государства, которое бросило их на произвол судьбы, после того как они приложили столько усилий, чтобы возродить хозяйство…
Проявления агрессии связывают нынешних фермеров с крестьянами былых времен, и сегодня фермеры отчасти несут на себе ответственность за ее крайние формы. Происхождение и причины такого поведения сумел выявить Жак Ле Гофф.
Он отмечает, что в течение более чем восьми столетий Средневековья в литературе не говорилось ни слова о крестьянах. Почему? Дело в том, что труд крестьянина больше не находился в почете у идеологии, царившей в это время. Благодаря греко-римскому наследию она кичилась праздностью в обществе, жившем трудом рабов. Что касается варварского наследия, то эта культура почитала скорее военный образ жизни, так как основным ресурсом франкских и вестготских воинов были трофеи. Наконец, иудейско-христианское наследие делало основной акцент на созерцательную жизнь; и даже если св. Бенедикт Нурсийский в уставе, носящем его имя, требует исполнения ручной работы, то речь идет о форме искупления грехов. В изобразительном искусстве этих времен присутствуют только воины и священники: лишь они достойны изображения. Вытесненные из литературы и искусства, крестьяне появляются в них сначала как язычники (pagani), которые, даже обратившись в христианство, остаются грешниками. Эти жители села (rustici) предстают в виде пьяниц, буйных людей, сластолюбцев, прокаженных и вообще больных. Иногда у них даже нет имени — анонимные, неразличимые в своей массе, «пугало военной или образованной элиты и бремя Церкви», крестьяне несут на себе тяжелое наследственное клеймо. Даже когда они становятся свободными вилланами, их считают «порочными, опасными, непросвещенными».
Усвоил ли в себе крестьянин эти черты? Очень долгое время в памяти общества он считался опасным; так что иногда он отказывается от агрессии, которой его наделяет общество, а иногда, наоборот, отстаивает свое право на нее, и тогда происходит взрыв — агрессия выходит наружу.