Дофин был признателен Жанне, но без особого пыла: он даже не встретился с освобожденными орлеанцами, а в королевских письмах, сообщая об освобождении Орлеана, указывалось только, что «подвиги эти были совершены Девой, коя явилась к нам».
Затем состоялась битва при Пате, в которой, по словам итальянского хрониста Джованни да Молины, на поле брани «полегло мертвыми столько англичан, сколько прибыло их, дабы угрожать французам». Когда же после победы при Пате выяснилось, что ресурсы англичан, возглавляемых Бедфордом и Тальботом, подходят к концу, Жанна убеждает дофина не мешкая отправиться в Реймс и принять помазание. Миропомазание состоялось 17 июля 1429 г., «и, кто видел вышеозначенную деву, что, преклонив колена, обняла ноги короля и целовала ему ступни, рыдая при этом горючими слезами, тот воспылал бы к ней состраданием».
Слава Девы достигла пика: народ называл ее «ангелом», а в Ланьи ее даже призвали, чтобы воскресить ребенка.
Жанна д’Арк вернула Карлу утраченную им славу, а королевству — множество провинций, вплоть до самой Сены.
После триумфального коронования окружение Карла VII и сам король торжественно приняли посольство герцога Бургундского Филиппа Доброго: стороны встретились в Аррасе, чтобы договориться об условиях перемирия. Однако Жанна уехала вместе с герцогом Алансонским и, ни с кем не посоветовавшись, продолжила осуществлять свой план, т. е. изгонять англичан из Франции. Она подошла к воротам Сен-Дени и при штурме парижских стен была ранена стрелой в бедро; узнав об этом, Карл VII запретил Деве возобновлять штурм. В марте 1430 г., будучи в Ланьи, Жанна снова захотела идти в бой, и вскоре в стычке под Компьенем, куда она явилась, чтобы снять осаду с города, попала в руки врага — в данном случае англичан и бургундцев. «Всегда рассчитывавшая лишь на себя», девушка стала жертвой собственной храбрости.
Англичане, которые приписывали свои поражения присутствию в стане врага ведьмы, вздохнули с облегчением. Только Церковь обладала компетенцией судить оккультные и сокрытые преступления, в которых обвиняли лишь еретиков, и поэтому Бедфорд выдал Жанну епископу Бове — Пьеру Кошону. Чтобы герцог мог оправдать свои неудачи, Жанна должна была предстать перед всеми ведьмой.
А поскольку поведение и поступки Орлеанской девы затрагивали основы власти, как Генриха VI, так и Карла VII, то возведенное на нее обвинение в ереси имело политическое значение. В период, когда одновременно сосуществовали два короля Франции и три римских папы, требовалось укреплять легитимность власти, и в этом были заинтересованы и мирские владыки, и духовные.
Со своей стороны Карл VII не сделал ничего, чтобы спасти Деву; когда же он узнал, что теперь она не будет заставлять его воевать любой ценой, он вздохнул с облегчением. Впрочем, как только Жанна перестала одерживать победы, она потеряла для него всякий интерес. Более того, юристы и советники дали королю понять, что отныне не в его интересах связывать свое восшествие на трон с деяниями женщины, обвиняемой в колдовстве…
Следствие по делу длилось несколько недель; приверженец бургиньо-нов Пьер Кошон, осуждая Жанну д’Арк как преступницу, пошел в обход некоторых предписанных законом правил, даже тех, которые применялись к еретикам. Он не сделал достоянием гласности результаты расследования, проведенного в Домреми, ибо все они были в пользу обвиняемой; он даже не сообщил, что такое расследование было проведено; также умолчал он и о расследовании, в очередной раз подтвердившем непорочность девушки. На допросах Жанна часто отвечала остроумно. «Скажи, когда тебе являлся святой Михаил, он был обнажен?» — спрашивали у нее. — «Неужели вы думаете, — отвечала она, — что Господу не во что одеть своих святых?» «Кто, по-твоему, истинный папа?» — «А разве пап может быть двое?»