Мария Медичи не могла похвастаться особой древностью своего рода, но брак с ней принес неплохое приданое (выразившееся, в частности, в списании французского долга тосканским герцогам). Главное же заключалось в том, что в 1601 г. она родила дофина, а затем еще нескольких детей.
В начале XVII в. в Европе назревало столкновение между протестантскими и католическими коалициями, и от того, какую позицию займет Франция, зависело очень многое. При французском дворе существовала влиятельная «испанская партия», настаивавшая на необходимости сближения с Габсбургами, подкрепленного династическими браками. Католическая церковь была решительной противницей прямой или косвенной поддержки протестантских держав. Испания не жалела денег, чтобы Франция, по меньшей мере, воздержалась от ведения военных действий. Для этого испанский король готов был платить даже французским гугенотам, подстрекая их к восстанию. Противниками войны были крестьяне, которые понимали, что период относительного процветания неминуемо закончится и что страну в лучшем случае ждут огромные налоги, а в худшем — грабительские армии. Еще более страшной казалась перспектива возобновления религиозных войн. Участие Франции в войне католических держав с протестантскими могло разрушить то равновесие, которое сложилось в стране после Нантского эдикта.
Генрих IV делал очень многое, чтобы успокоить опасения своих подданных-католиков. И все же в глазах многих он представлялся врагом истинной веры, и подготовка к войне с католической Испанией подтверждала эти опасения.
Король склонялся к войне. Он видел в ней возможность вернуть Франции былое величие и сделать ее гегемоном христианского мира. К тому же, благодаря военной реформе и заботам Сюлли, французская армия казалась самой мощной в Европе. Впервые были накоплены солидные финансовые резервы, позволявшие оплатить эту войну, обещавшую быть молниеносной.
Вмешавшись в борьбу за наследство герцога Юлих- Клевского, Генрих IV весной 1610 г. выдвинул 40-тысячную армию в Шампань, готовясь к вторжению в испанские Нидерланды. Там она должна была соединиться с войсками статхаудера Голландии Морица Нассауского. Вспомогательная французская армия собиралась вступить в Пьемонт.
Уезжая на войну, Генрих доверил регентство Марии Медичи. Он не переоценивал политические таланты своей супруги, но, по замыслу короля, решения она должна была принимать только в регентском совете, куда входили государственные мужи, искушенные в делах. Королева настояла на своем миропомазании и коронации, которые были произведены в базилике Сен-Дени 13 мая 1610 г.
На следующий день король решил навестить заболевшего Сюлли, находившегося на другом конце города, в Арсенале. Из Лувра Генрих выехал в открытой карете, рядом с ним сидел герцог д’Эпернон. На улице Ла Фероньер, тянувшейся вдоль кладбища Невинноубиенных, дорогу перегородили застрявшая телега, груженная бочками, и воз с сеном. Дворяне из эскорта короля срезали себе путь через кладбище, поджидая карету в конце улицы. Пытаясь объехать препятствие, карета заехала колесом в водосток и накренилась. В эту секунду какой-то человек вскочил на колесо и кинжалом нанес королю два удара в грудь. Подоспевший дворянин из свиты занес над незнакомцем шпагу, но герцог д’Эпернон крикнул, что охрана головой отвечает за жизнь преступника. Когда короля доставили в Лувр, он был уже мертв. Убийцей оказался Франсуа Равальяк — католик-фанатик, мелкий стряпчий из Ангулема, когда-то учившийся в Парижском университете.
О. Леони. Мария Медичи
Во Франции опасались, что теперь могут вспыхнуть новые войны, как это случилось после гибели Генриха II. Сюлли привел в готовность артиллерию и заперся в Бастилии, пытаясь сохранить накопленные государственные сокровища. Губернаторы и принцы спешно возвращались в свои провинции, под защиту дворянских клиентел, города запирали ворота, ожидая начала военных действий. Однако страна осталась спокойной.
Последующие годы стали испытанием для французского абсолютизма. Выяснилось, что он уже достаточно укрепился и смерть Генриха IV лишь довершила создание королевского мифа. В памяти людей остался лишь «добрый король Анри», который хотел, чтобы «по воскресеньям курица плавала в супе каждого крестьянина». Историческая память превратила его в короля золотого века, и каждый следующий монарх стремился лишь походить на основателя династии Бурбонов.