В некоторых случаях требовалось срочное обновление, как, например, в Систероне. Это епископство сеньор Раймбауд приобрел для своего сына, но предпочел поставить сына на кафедру в Вэзоне, Систерон же оставался без владыки 17 лет; Раймбауд эксплуатировал эту епархию как свое наследственное достояние: «Раймбауд продавал, рыцари покупали». Легаты, архиепископ Арля и аббат Клюни, собравшись в Авиньоне, в 1060 году от имени папы подвергли Раймбауда отлучению от церкви; епископом был избран чужеземец, каноник-монах из коллегии города Улкса; однако этот человек «не смог даже пройти через город… все его отвергали». Как видно, отнюдь не всем представлялись невыносимыми те недостатки, в которых упрекали епископов. И в среде духовенства, и в городском народе меры по оздоровлению наталкивались на сопротивление упрямцев. На юге Галлии это сопротивление удалось преодолеть благодаря упорству папы. В течение третьей четверти XI века немалое количество прелатов было здесь смещено и заменено, имела место настоящая культурная революция. По мнению Э. Манью, этот «кризис» расстроил «одну из пружин старого порядка, основанного на взаимодополняемости светских и церковных правомочий». Верно, что политический порядок покоился ранее на согласии высшей церковной знати и аристократии, которых соединяли узы самого близкого родства. Эти узы были разорваны в результате борьбы, которую возглавил Григорий VII и которую вели рьяные сторонники полного разделения мирян и духовенства. Римские реформаторы достигли своей цели. Они вырвали епископат из подчинения государям, но он сразу же стал для них чужим. Был ли союз всей знати благотворным? Можно ли утверждать, что следствием его разрыва стало в следующем веке новое появление ереси? Я верю Э. Манью, который показывает, что легаты «притесняли» епископов Готии, унижали их. Но я не уверен в том, что они «навсегда утратили свое былое величие». По крайней мере, очевидно то, что сокрушительные удары заставили светских государей уступить. Отныне юг Галлии стал для папства надежным плацдармом. Стесняемая в Италии действиями императора, папская власть еще задолго до своего укоренения в Авиньоне получила прочную опору в долине Роны и в средиземноморской Галлии. Начиная с середины XI века эти регионы служили папе трамплином для развертывания своей деятельности в королевстве Франции.
Ради ослабления королевской власти папа стремился изолировать то, что он называл regnum Franciae, делая при этом ставку на расшатывание скреп, которые позволили объединить великие княжества в рамках франкского королевства. Папа попытался усилить самостоятельность других властелинов — regna. Сначала герцог аквитанцев в 1064 году, а затем герцог нормандцев в 1066 году получили vexillum — стяг Св. Петра. Передавая им эти хоругви, епископ Римский благословлял военные экспедиции государей (речь шла об экспедициях за пределы королевства, против неверных в Испании, против погрязшей в грехах церкви в Англии), но также превращал их в своих знаменосцев, помощников, включал их в свой собственный дом, распространял на них свое покровительство, мощь. Не будем принижать значение жеста человека, принимающего в свои руки стяг. Этот жест был таким же обязывающим, как принятие оружия из рук кого-то другого. И если на шпалере из Байё Гарольд изображен с оружием, врученным ему Вильгельмом Нормандским, то это означало, что в соответствии с ритуалом Гарольд как бы поступал в услужение Вильгельму.
Когда король Франции Людовик поднимал орифламму, хоругвь Св. Дионисия, то не означало ли это в начале XII века, что «в качестве знаменосца» он приносит оммаж этому святому? Равным образом не могли ли Ги-Жоффруа Аквитанский и Вильгельм Нормандский рассматриваться как подданные Св. Петра? Более дерзкими были действия легатов в графстве Анжу. Это небольшое государство без всяких оговорок зависело от regnum Franciae. Однако в 1067 году один из папских уполномоченных осмелился распорядиться «честью» владетеля Анжу. Граф покусился на вольности Церкви, его преступление заключалось в том, что он установил над некоторыми религиозными учреждениями края такую власть, которую эти учреждения не могли более терпеть. Легаты решили облегчить их долю. Они отобрали Анжу у графа, передали владение его брату «от имени Святого Петра». Именно эти слова употребляет составитель документа, желавший сохранить память о них. Слова звучат двусмысленно. Можно было понять их так, что Св. Петр, епископ Римский, в результате этой передачи становился — вместо короля — сюзереном «государя», получившего графство. Король не был, правда, полностью исключен из сделки; новому графу пришлось договариваться с ним, уступить ему Шато-Ландон, землю своих предков. Не заключались ли намерения римской курии в том, чтобы использовать формы пожалования и личной зависимости для распространения на княжества папского патронажа — точно таким же способом, каким этот патронаж был распространен на монастыри Клюнийской конгрегации? На Юге, в большем отдалении от центров власти Капетингов, такая политика развивалась в открытой форме. Так, в 1081 году граф Прованский принес оммаж папе, четырьмя годами позднее граф де Могио признавал, что получил свою сеньорию и епископство Магелонна от Св. Петра, обязывался отныне ежегодно выплачивать папе по унции золота. По форме эти выплаты напоминали сбор, который выплачивало аббатство Клюни и которое символизировало его подчинение папе. На папском престоле был в тот момент Григорий VII, проводивший наступление на Севере.