4. ЗАКОНОДАТЕЛИ И ТИРАНЫ
Мы видели уже, что в результате происшедших глубоких экономических сдвигов изменились и группировки внутри греческих родов: с одной стороны, выдвинулся влиятельный городской торгово-ремесленный класс[92], добивающийся, чтобы его экономическому могуществу соответствовало и могущество политическое; с другой стороны, крестьяне, попавшие в долговую кабалу, не могли мириться с создавшимся положением, и в их среде шло глухое брожение. Земледельческая аристократия теряла теперь всякое право на преимущественное положение. В области экономики ведущая роль переходит к торговому классу; в области военной вводится строй тяжеловооруженных (гоплитов), где судьбу сражения решает уже крестьянская масса, а не отдельные передовые бойцы из аристократии; большое значение приобретает теперь и флот, а в морском деле аристократия не имела решительно никаких преимуществ. Поэтому аристократия вырождается теперь в кучку насильников: пользуясь тем, что законы в эту эпоху были устные и хранителями их были аристократические должностные лица, она всячески извращает их в интересах своего класса. Поэтому теперь народными массами выдвигается требование записи законодательства. В различных греческих государствах выдвигают пользующихся доверием граждан для записи законов. Так, из законов VII в. были особенно известны законы Залевка из Локр (локрийская колония в южной Италии), законы Харонда из Катаны в Сицилии и, наконец, законы Драконта в Афинах. Только в Спарте писаных законов никогда не существовало, но здесь и эмансипации крестьян никогда не произошло.
От этих законов до нас дошли отдельные фрагменты, но о том, как они были средактированы, мы можем судить по дошедшему до нас законодательству из Гортины на Крите или по священным законам, найденным итальянцами в Кирене и опубликованным в 1927 г. Эти законы, как правило, имеют казуистический характер, т. е. не касаются основных положений права, которые представляются общеизвестными, а рассматривают ряд отдельных случаев, в значительной мере религиозного и ритуального характера, например: «Если кто-нибудь принесет в жертву богу животное, которое этому богу не полагается приносить, то он должен...» и т. д.
Поскольку в задачу этих законодателей входила только запись старого права, они обычно закрывают глаза на происшедшие экономические изменения и пытаются бороться с этими изменениями путем запрещения. Так, по законам Залевка, запрещается всякая посредническая торговля. Крестьянин может продавать свои продукты только непосредственно потребителю. Письменные договоры воспрещаются. Всякие договоры должны совершаться устно, при свидетелях. В области уголовного права господствует еще старинный принцип: «око за око, зуб за зуб». Таким образом, торговый класс совершенно игнорируется; если законодатель и пытается ослабить аристократический гнет, то только в интересах крестьянства. Мы увидим еще, что эта косность характерна для всего VI в.; торговый класс на первых порах был доволен уже тем, что все более ослабляется его главный враг — аристократия.
Эта запись законодательства, однако, могла привести к успокоению только в государствах чисто земледельческого типа, где экономическое влияние еще оставалось в руках аристократии. Так, поэма Гесиода «Работы и дни» показывает, что он видит причину несчастий только в несправедливости аристократических судей и в недостаточно интенсивном ведении хозяйства крестьянами. И действительно, запись законов, произведенная Филолаем, внесла здесь успокоение: ни о какой революции в Беотии мы не слышим.
Совершенно иную картину видим мы в торговых городах. Здесь после ряда попыток примирения между классами (такие примирители назывались эсимнетами) наступает полоса кровавых революций, так называемых тираний.[93]
93
Слово «тиранн» вызывает у нас ряд неправильных ассоциаций, так как мы сопоставляем его со словом «тиран» в его теперешнем употреблении, и нам кажется поэтому, что тираны обязательно должны быть насильниками, угнетателями, нарушающими справедливость и нравственность. Однако это неверно: тираны действительно становились иногда на путь террора, но лишь для того, чтобы сломить сопротивление аристократии. Слово «Тиран» получило нынешний смысл лишь в конце V в. в аристократических кругах, а затем это понимание стало общепринятым. В VI и начале V в. слово «тиран» означало только «царь», «властитель». Так, поэт Архилох называет тираном лидийского наследственного царя Гигеса, причем не вносит в это выражение ни малейшего оттенка осуждения.