Разумеется, нельзя представить себе, что все сословие «гектеморов» возникло из неисправных должников: здесь могла иметь место и «добровольная» отдача себя под власть сильного аристократа (клиентела), и психологический шантаж, и даже прямое физическое принуждение.
Надо думать, что семена для посева давал шестидольщику хозяин; иначе при скудном аттическом урожае крестьянину бы вовсе ничего не оставалось на пропитание. Но и в этом случае крестьянину хватало только на жизнь впроголодь, и положение его было ужасным, мало чем отличающимся от положения раба. Древние источники, употребляющие слово «раб» в очень широком смысле, даже прямо называют шестидольщиков рабами.[121] Если теперь шестидольщику не хватало его урожая и он принужден был взять у хозяина новый заем, то он брал его уже не под залог земли, а под залог собственного тела и тела своих детей: если он не уплачивал новой ссуды в срок, то хозяин мог продать в рабство за границу и его самого и его семью (владеть рабами из числа свободных афинских граждан внутри самой Аттики считалось, по-видимому, безнравственным). В результате этих сделок значительная часть земли оказалась в руках немногих богатых землевладельцев; положение разорившегося мелкого крестьянства стало совершенно невыносимым. Среди крестьян начинается брожение; они требуют нового передела земли и признания недействительными процентных долгов.
Такой же процесс имел место и в ряде других государств. В земледельческих государствах, на Крите, в Спарте и Фессалии, он привел к настоящему закрепощению беднейшего крестьянства, положение которого мало чем отличалось от положения рабов (илоты и пенесты); в торговых государствах, где утверждалась демократическая диктатура — так называемая Тирания, кабальные отношения были отменены, а в Мегаре, соседнем с Афинами государстве, как мы видели, ростовщики даже были сурово наказаны. Афины должны были пойти или по тому, или по другому пути, но можно уже заранее предвидеть, что Афины пойдут по пути других торговых государств, так как и здесь все большее влияние приобретал торговый класс, совершенно не заинтересованный в эксплуатации крестьян, но зато чрезвычайно заинтересованный в ущемлении землевладельческой аристократии, держащей в своих руках всю политическую власть.
Как и в других государствах, первым шагом для успокоения народного волнения была запись законов, которые до этого времени передавались аристократическими судьями в виде устной традиции. Такая запись, с одной стороны, гарантировала народные массы от бесконтрольного произвола аристократических судей; с другой стороны, эти законодатели, даже если они желали записать нормы, действующие с незапамятных времен, невольно должны были считаться с изменениями в правовой психике, обычаях и толковании законов, происшедшими к их времени.
Драконт составил в 621 г. свод уголовных законов. Из этих законов до нас дошли только законы о непредумышленном убийстве, действовавшие в Афинах вплоть до III в.[122] Законы о предумышленном убийстве не дошли, так как либо эти случаи до Солона вовсе не входили в компетенцию государственных учреждений и разрешались сородичами (кровавая месть), либо они были заменены впоследствии соответствующими законами Солона. Не дошли до нас и законы о других преступлениях (например, о воровстве), но нам известно, что эти законы, подобно другим древнейшим законам, были чрезвычайно суровы, и что смертная казнь применялась здесь очень широко.
121
Таким образом в Афинах возникало примитивное рабство древневосточного типа, основным источником которого была долговая кабала и продажа в рабство детей.
122
По постановлению афинского правительства, в 409 г. были снова начертаны на камне законы Драконта о непредумышленном убийстве, так как доски со старыми законами, имевшие более чем двухсотлетнюю давность, пришли в полную ветхость; эта надпись (в поврежденном виде) дошла до нас. Кроме того, эти законы сохранились в рукописях речей Демосфена.
Французский историк Глотц, чрезвычайно преувеличивающий значение отдельных великих людей в истории, видит в этом законодательстве большую личную заслугу Драконта. Действительно, по законодательству Драконта, кровавая месть между родами в случае непредумышленного убийства запрещена. Ближайшие родственники убитого обязаны возбудить перед государственным судом дело против убийц. Однако в этом невозможно видеть личную заслугу Драконта. В эпоху расширяющихся торговых сделок, трудно представить себе, что случайное, непредумышленное убийство могло повлечь за собой последовательное убийство всех членов враждующих родов или по крайней мере одного из враждующих родов, тогда как просто было искупить грех уплатой крупной денежной виры. И действительно, из законов Драконта мы видим, что «сострадание» (aidesis), т. е. принятие денежного выкупа за прекращение кровавой мести, было в ту эпоху господствующим обычаем. Драконт, наоборот, борется с этим обычаем, считая его безнравственным: он допускает принятие виры только в том случае, если все родственники единогласно согласятся на это. Если есть хоть один возражающий против принятия виры, то дело передается в государственный суд.