Самой структурированной и законспирированной из ленинградских организаций был ВСХСОН, но он был не более продуктивным, чем остальные подпольные группы - на протяжении почти трехлетнего существования его члены успели только написать программу и обменяться несколькими книгами для прочтения (Бердяев и др.).
Таким образом, подпольная деятельность в Ленинграде оказалась продолжительней, чем в Москве, и захватывала более широкий круг людей. По делу «Колокола» было допрошено около 200 человек, по ВСХСОНу - около сотни. Связи ленинградских подпольщиков с другими городами, вообще довольно слабые, тянулись в провинцию (Курск, Петрозаводск, Саратов), но не в Москву, где, видимо, они не находили деятельной поддержки. Единственная известная связь с Москвой - между группами Трофимова и Пустынцева и московской группой Тельникова-Хайбулина.
В отличие от подпольной, общественная деятельность ленинградцев, как правило, велась совместно с москвичами. По форме открытые выступления в Ленинграде почти полностью совпадали с московскими, но были слабее. Поэтический бум второй половины 50-х годов - начала 60-х захватил в равной степени и Москву и Ленинград. Ленинградка Наталья Рубинштейн пишет о том времени:
«Куда ни глянь, все вокруг писали стихи и все стихи читали… От стихов в воздухе стоял даже некий чад». [94]
Листки со стихами ходили по рукам и здесь, но поэтические сборники тогда в Ленинграде не появились - неофициальные ленинградские поэты были собраны в одном из трех выпусков «Синтаксиса», изданных москвичом А. Гинзбургом, и все три выпуска циркулировали и в Москве, и в Ленинграде. Сходки на площади Маяковского в Москве, начавшиеся в 1958 г., имели аналогию в дискуссии о современной живописи на Площади Искусств и в Доме Художника в Ленинграде, в 1957 г. [95] Таких сходок было всего две, продолжить их не удалось из-за очень уж энергичного и немедленного разгона. То же случилось и со следующей попыткой такого рода - на Марсовом Поле в 1961 г. [96]
Политические процессы послехрущевского времени начались в Ленинграде раньше, чем в Москве. Уже через месяц после смещения Хрущева, 23 ноября в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья Я. Лернера «Окололитературный трутень» - о талантливом молодом поэте Иосифе Бродском. Анна Ахматова говорила о нем «наш премьер» и посвятила ему одно из своих стихотворений. Стихи Бродского широко ходили в самиздате, их пели под гитару. В фельетоне Бродский (отличающийся огромным трудолюбием, обеспечившем ему редкую эрудицию) обвинялся в «паразитическом образе жизни» на том основании, что не имел постоянного места работы в советском учреждении. Вскоре он был арестован.
На защиту Бродского поднялся цвет советской литературы. Писали или просили высокие инстанции вмешаться в это дело Ахматова, Чуковский, Паустовский, Маршак, композитор Шостакович и др. На суд из Москвы приехали более 20 писателей и публицистов, среди них Чуковская, Копелев и даже Сурков, отнюдь не склонный к «либерализму». Среди свидетелей защиты были ленинградские профессора-литературоведы Е. Эткинд и В. Адмони, поэтесса Н. Грудинина. [97] Больше всех сделала для защиты Бродского московская журналистка Фрида Вигдорова. Она же оставила запись судебного заседания [98] - первый такой документ в самиздате (если не считать анонимной записи «проработки» Б. Пастернака в Союзе писателей).
Суд над Бродским поражал отсутствием хоть каких-нибудь данных для обвинения, а также грубостью и тупостью судьи. В качестве публики на грузовиках привезли строительных рабочих, соответственно обработанных. Они улюлюкали и хамили обвиняемому и сочувствовавшим ему. Кроме родителей Бродского, в зал пустили лишь Вигдорову и еще двух-трех его знакомых. Остальные толпились у закрытых дверей. Приговор был максимальным по статье о «тунеядстве»: 5 лет ссылки. Сразу после суда свидетелей защиты вызвали на заседание секретариата Союза писателей, где на них орал и топал ногами председатель Ленинградского отделения СП А. Прокофьев. Всем троим было вынесено порицание.
Однако случилось все это в начале 1965 г., «оттепель» еще не кончилась. На ближайшем перевыборном собрании ленинградские писатели тайным голосованием «свалили» Прокофьева, а всех трех свидетелей защиты избрали членами правления ленинградского отделения СП. Председателем правления стал Д. Гранин, единственный в прежнем секретариате взявший сторону защитников Бродского. На заседании нового секретариата порицание с них было снято. Но самое главное: меньше чем через полгода после суда Иосиф Бродский был реабилитирован и возвратился в Ленинград! [99]
В ноябре 1965 г. судили группу «Колокола». Подсудимые вели себя по-рыцарски, оспаривали друг у друга авторство инкриминируемых статей. Для подтверждения преступности содеянного ими прокурор сказала, что «за это сажают даже на Западе». Стайка друзей во все время суда стояла у здания. «На адвокатов» собрали значительную сумму денег. Приговор был: В. Ронкину и С. Хахаеву по 7 лет лагеря и 3 года ссылки, остальным - от 2 до 4 лет лагеря. После суда разразились «проработки» с увольнениями с работы, захватившие довольно широкий круг выпускников Технологического института, - друзей и знакомых осужденных. [100]
Суд над руководителями ВСХСОН был полностью закрытым, а над остальными - со «спецпубликой», по пропускам, как и суд над группой «Колокола», как и последующие суды по политическим мотивам.
Из-за подпольности группы «Колокола» и ВСХСОНа они не собрали вокруг себя своих единомышленников, - узнали об этих кружках только после арестов. В Ленинграде не сформировался круг людей, объединенных общностью активной гражданской позиции, как содружество московских правозащитников. Близкие им по духу ленинградцы тянулись в Москву, а в своем городе были одиноки или составляли маленькие группы, по нескольку человек.