Как «Шма», так и «Шмоне эсре» произносили частным образом или в общине. В общественной молитве действуют определенные правила, например: «[если тот, кто] встал перед ковчегом, ошибся — [пусть] другой встанет на его место не упрямясь. Откуда он начинает? С начала [того] благословения, в котором ошибся [первый]». В то же время большинство ранних раввинистических правил относятся к частной молитве. В I веке н. э. спорили о том, как следует стоять, произнося «Шма»: правильно ли полулежать при произнесении вечерней молитвы, ведь в Библии предписывается говорить о заповедях «и ложась и вставая»? «Шмоне эсре» произносят стоя, если только те или иные обстоятельства физически не исключают такую возможность (например, человек едет на осле и не может спешиться). Поэтому у этих благословений есть и второе название — амида («стояние»). Согласно Мишне, такая молитва требует концентрации: «Не начинают молиться, не сосредоточившись… Если даже царь приветствует его [молящегося], не отвечает; даже если змея вьется у пятки его, не прерывает [молитвы]». В Мишне говорится, что, когда первосвященник произносил божественное имя во время службы Судного дня, присутствующие простирались ниц, раскинув руки и ноги, но ни в Мишне, ни в более ранних еврейских источниках ничего не говорится о подобной молитвенной позе (равно как и о преклонении коленей и поклонах) при обычных молитвах, произносимых в другие дни и в других местах [43].
Несмотря на предполагаемую силу личной молитвы и (как мы увидим в главе 8) возможность для набожных индивидов жить отшельниками-аскетами, евреи, как и другие народы античного мира, считали само собой разумеющимся, что культ, как правило, — дело общественное. В надписях из египетских сельских поселений молитвенный дом упоминается как главное учреждение еврейской общины в диаспоре. В канун Песаха, когда, как выразился Филон Александрийский в I веке н. э., «весь народ совершает священные обряды и подобен священнику — руки его чисты и ничто не отвлекает его», когда в честь праздника едят жареного барашка, когда «любой жилой дом обретает внешнее подобие и достоинство храма», все евреи участвовали в особой церемонии, в ходе которой «гости, собравшиеся на пир, очищаются очистительными омовениями… дабы соблюсти с молитвами и песнопениями обычай, полученный от отцов». Цель этого праздника состояла в том, чтобы воздать благодарность за избавление от египетского ига во времена Исхода — как путем рассказывания истории, так и путем (частичного) ее воспроизведения. В ходе церемонии поедали пресный хлеб, дабы напомнить, в какой спешке израильскому народу пришлось покинуть Египет после десятой казни — гибели египетских первенцев. Сегодня невозможно определить, в какой степени повествование об Исходе во времена Храма напоминало нынешний пасхальный седер (сопровождаемую пересказом событий Исхода семейную трапезу, традиции которой сложились после 70 года н. э.), но вряд ли отличия были значительными — во всяком случае, у тех многочисленных евреев, которые не могли участвовать в паломническом празднестве в Иерусалиме.
Общественная молитва служила для укрепления национальной памяти; ту же цель имело чтение Книги Есфири в синагогах на праздник Пурим и зажигание свечей дома на праздник Хануки в честь победы Маккавеев над Антиохом Эпифаном. Обрядовая сторона празднования этого последнего избавления, в отличие от избавления, принесенного Есфирью, состояла прежде всего не в воспроизведении рассказа об исторических событиях, а главным образом в демонстрации в течение восьми дней зажженных светильников, что, как мы видели, Вторая книга Маккавейская называет «праздником кущей в месяце Хаслеве». Во II веке н. э. р. Йеѓуда считал, что если владелец лавки оставил светильник снаружи, а мимо шел нагруженный льном верблюд, лен загорелся и поджег другую лавку, владелец первой лавки не обязан платить за ущерб, если оставленный снаружи огонь был ханукальным. Единственный обсуждающийся в Мишне литургический вопрос, связанный с Ханукой, — это какой именно раздел Пятикнижия следует читать во время праздника: Мишна предписывает читать фрагмент из книги Бемидбар (Чисел) с описанием приношений, которые «начальники колен» должны были принести в cкинию; таким образом, повторное освящение жертвенника при Маккавеях косвенно связывалось с освящением cкинии в пустыне [44].
В связи с ролью, которую играли синагоги как учебные заведения, выбор руководителей и администраторов для нее должен был быть так же важен в античности, как и в более близкие к нам времена. Следовало бы ожидать, что особую значимость имела должность публичного чтеца Торы, ведь на него возлагалась трудная задача: без ошибок читать вслух священный текст, несмотря на отсутствие гласных и знаков пунктуации; кроме того, он должен был знать наизусть традиционное чтение в тех случаях, когда оно не соответствовало написанному (позднее писцы-масореты назвали традиционное чтение «кере» — «то, что следует читать», а слово в письменном тексте — «кетив», «написанное»), однако о том, что такие люди были в почете, сведений удивительно мало. В Деяниях апостолов «начальники синагоги» в общинах диаспоры показаны как люди, ответственные за поддержание дисциплины в общине — например, в Коринфе, где, согласно книге, один из них пытался (безуспешно) совладать с апостолом Павлом. На раскопках многих городов Восточного Средиземноморья, где в позднеэллинистическую и раннеримскую эпоху селились евреи, находят почетные и похоронные греческие надписи, где упоминается то же или похожие звания, например «отцы синагоги» или «старейшины».