В довольно длинном рассказе Иосифа о благочестивых ессеях в «Иудейской войне» нет никаких указаний на то, что они не приносили жертвы в Иерусалимском храме. Поэтому, вероятнее всего, Храм был святым местом и для ессеев. Однако есть причины предполагать, что их мнение о надлежащей процедуре жертвоприношения подразумевало совсем иной подход к храмовому культу, нежели у других иудеев (хотя, как мы уже знаем, фарисеи и саддукеи в общей святыне смиряли свои разногласия). В греческом оригинале «Иудейских древностей» Иосиф писал: «В храм они [ессеи] доставляют пожертвования, но сами они не занимаются жертвоприношениями, признавая другие способы очищения более целесообразными. Поэтому им запрещен доступ в общий храм и они совершают свое богослужение отдельно». Как именно они в таком случае должны были поступать, прибыв в Иерусалим, неясно, хотя это описание предполагает некоторую степень участия в храмовом культе в соответствии с недвусмысленным предписанием Торы. В латинском переводе V века в том же фрагменте говорится, что ессеи не приносили жертв из-за несогласия по вопросам, связанным с ритуальным очищением, но эта правка, по всей видимости, была внесена задним числом в то время, когда и евреи, и христиане уже привыкли к культу без жертвоприношений. Когда Филон писал о ессеях, что для почитания Бога они считают правильным иметь истинно благочестивый образ мыслей, а не приносить в жертву живых существ, он имел в виду не то, что они считали жертвоприношения нежелательными, а то, что они выбрали собственный путь к особому благочестию [43].
Ессеев как приверженцев особого культа Филон называет терапевтами («целителями»), но в другом труде — «О созерцательной жизни» — он именует терапевтами (или терапевтридами, когда речь идет о женщинах) отдельную группу ессеев, избравших своим уделом созерцательную жизнь. По словам Филона (до нас не дошло других источников, говорящих о существовании особой секты терапевтов), их отличие от прочих ессеев заключалось в приверженности созерцанию, а не действию. Они оставили свои дома в городах и ведут идиллическую жизнь «у Мареотидского озера на невысоком холме, — место это очень удобно благодаря своей безопасности и умеренному климату. Безопасность даруют им крестьянские постройки и деревни, разбросанные вокруг, приятность же воздуха доставляют постоянные ветерки, дующие то от озера, соединенного с морем, то от расположенного неподалеку открытого моря. Ибо морской воздух легок, озерный же тяжел, а вместе они рождают самый что ни на есть здоровый климат».
Мареотидское озеро, отделенное узким перешейком от Средиземного моря, находилось в дельте Нила к юго-западу от Александрии. Здесь мужчины и женщины, входившие в общину, жили духовной жизнью:
Молятся они обычно дважды в день: перед рассветом и к вечеру. При восходе солнца они просят истинно благополучного дня, чтобы небесный свет наполнил их разум. Когда же оно заходит, (они молят), чтобы душа, полностью освободившись от бремени чувств и воспринимаемого чувствами и (как бы) оказавшись в своем собственном судилище и совете, исследовала истину. Все время с утра до вечера они полностью посвящают аскезе. Читая священные писания, они иносказательно толкуют учение предков. Они полагают, что изреченное в словах — лишь символ скрытого смысла, который обнаруживается при толковании.
Терапевты всецело полагались на «сочинения древних мужей», чьи иносказательные писания брали за образец. Поэтому «они не только предаются созерцанию, но и создают в честь Бога песни и гимны на всевозможные размеры и мелодии, которым обязательно придают торжественные ритмы» [44].
Столь красочное описание не могло не вызвать у историков подозрения в том, что этих философов-аскетов придумал сам Филон — яркий мыслитель, который, как мы еще увидим (в главе 7), сам не имел возможности удрать из жизни деятельной в той мере, в какой ему бы этого хотелось. Такая напряженная духовная жизнь, как у терапевтов, кажется невозможной в реальности. Филон утверждает, что терапевты проводят время в уединении (в отличие от ессеев, живших общиной), за исключением субботы, когда они встречаются для душеспасительной беседы. Едят и пьют они лишь после заката и как можно меньше; некоторые привыкают жить так, «как говорят о роде цикад, который питается воздухом», ограничиваясь простым хлебом, солью (некоторые баловали себя еще иссопом) и родниковой водой. Особенным праздником, по словам Филона, был у них Шавуот из-за своей тесной связи с числом 50 — «самым святым и наиболее соответствующим природе числом». По этому случаю они, помолившись с простертыми к небу руками и обращенным ввысь взором, устраивают вегетарианский безалкогольный пир, во время которого возлежат по старшинству на ложах — мужчины справа, женщины слева, — а председатель начинает разъяснять что-нибудь из Священного Писания «путем раскрытия тайного смысла, скрытого в иносказаниях», а затем все в полной гармонии поют гимны: