Мое знакомство с английской колонией нельзя счи тать очень удачным. Почти что первыми англичанами, которых я встретил, были братья Чарноки. Оба были ланкаширцами и связаны с хлопчатобумажной промыш • ленностью. В то время Гарри, младший брат, был дирек
тором большой хлопчатобумажной фабрики в Орехово Зуеве Владимирской губернии.
ОреховоЗуево являлось одним из наиболее беспокой ных промышленных центров, и там Чарнок в качестве противоядия водке и политической агитации ввел фут, бол. Организованная им заводская команда была в то время чемпионом Москвы.
Обо мне в кругах английской колонии ходили слухи, что я — блестящий футболист, вероятно, потому, что ме ня спутали с моим братом. Не справляясь о том, какой вид этой игры я практикую. — круглым или овальным мячом, Чарноки попросили меня вступить в состав «моро зовцев», как называлась их заводская команда. Нескольки ми часами позже я узнал, что в Москве имеется английская команда, в которой, ожидалось, я буду играть. Председа тель клуба сделал все, что в его силах, чтобы убедить меня изменить решение, но, давши Чарнокам слово играть у них, я не был склонен отказаться от него.
Вначале на меня немного сердились, но я никогда не пожалел о принятом решении. Позднее, когда я ближе познакомился с этими северянами, я понял, какие они прекрасные ребята. А Чарноки с тех пор сделались мои ми верными друзьями, и я всегда считал мой футбольный опыт с русским пролетариатом самой ценной частью моего русского воспитания. Я боюсь, что опыт этот i принес мне больше пользы, чем моему клубу. С трудом я \ справлялся с порученным местом в команде. Несмотря на это, матчи были очень интересны и вызывали огром ный энтузиазм. В Орехове нам приходилось играть перед толпой в десятьпятнадцать тысяч человек. За исключе нием проигрышей иностранным командам, мы редко проигрывали. Разумеется, опыт Чарноков увенчался пол ным успехом. Если бы он был заимствован другими фабриками, то влияние его на характер русских рабочих оказалось бы очень значительным. В моей карьере рус ского футболиста имел место лишь один интересный эпизод. Это произошло в Москве, где наша заводская команда встретилась с германскими чемпионами. Из по буждений корректности русские футболисты предложили немцу быть рефери. Немцы были значительно сильнее наших игроков и использовали это свое преимущество для некорректной игры. В особенности один немец играл возмутительно грубо против молодого семнадцатилетне го английского студента, племянника Чарноков и блестя
щего футболиста, игравшего в нападении рядом со мной левым крайним. После того как немец сшиб его с ног в пятый или шестой раз, я разозлился и обругал его в выражениях, которые действительно никогда не употре бил бы в Англии. Рефери немедленно остановил меня. «Будьте поосторожнее, — обратился он ко мне на пре красном английском языке. — Я слышал, что вы сказали. Если вы еще раз позволите себе употребить такие выра жения, я вас удалю с поля». Выражения, которые я упо требил, не были так уж ужасны. Это было обращение к Всевышнему с просьбой поразить немца и отправить его в самые глубокие недра преисподней. Но в тот момент я все же содрогнулся. Как молния, мелькнули у меня перед глазами заголовки в английской прессе: «Британский вицеконсул удален с поля за сквернословие», и я тут же подло и пространно извинился. После игры я сообщил о своих опасениях судье.
— Если бы я знал, кто вы, — заметил он со сме хом, — я удалил бы вас с поля без предупреждения.
В течение этих месяцев подготовительной работы на мою жизнь влияло еще коечто. Это дружба с Джорджем Боуэном, молодым артиллеристом, который изучал рус ский язык за счет военного министерства. В общем, я был невысокого мнения о военных переводчиках. Однако Боуэн являлся исключением. Это был светловолосый ма ленький человек, очень серьезный и умный. Он обладал спокойным характером, который редко ему изменял. Мы очень подружились и, по крайней мере, раз в неделю обедали вместе, причем во время этих обедов находили отдохновение от нашей работы, сопоставляя мнения о наших русских учителях. Он был прилежным работни ком, и, поскольку мы превратили наши обеды в своего рода гастрономическое соревнование в знании русского языка (кто первый спотыкался на какомнибудь слове в меню, тот платил за обед), эти обеды не наносили ущерба нашим русским занятиям.