Лично для меня эта первая зима 1914/15 года была периодом грусти, облегчавшейся лишь непрерывной усердной работой. Моя жена медленно поправлялась от своей болезни. Ее нервы были расстроены, и она должна была отправиться в русскую санаторию, опыт, который принес ей мало пользы и которого я никогда не сделал бы, если бы был лучше осведомлен о русских санаториях. Мы оставили свою прежнюю квартиру и на время пои сков новой заняли меблированную квартиру одних на ших друзей, отправившихся в Англию. Мои дни, а часто и ночи были полностью поглощены консульской рабо той, которая более чем утроилась во время войны. В частности, блокада и многочисленные постановления о контроле ввоза и вывоза требовали огромной счетной работы, которую я делал почти один. Москва тоже пре вратилась в важный политический центр, а так как Бейли почти полностью возложил на меня получение политиче ской информации, время мое было совершенно занято. Другой трудностью моего положения было безденежье. Роды моей жены стоили дорого. В новых условиях поло жение наше изменилось, наши социальные обязанности возросли. Деловые круги, а Москва была главным торго вым городом России, процветали от щедро раздаваемых вьцодных военных поставок; жизнь вздорожала, и мы оказались в несравненно худшем положении сравнитель но с русскими и с нашей собственной английской коло нией. Более того, война автоматически привела к концу
мои заработки журналиста. Мне не разрешали писать 0 войне Английские же газеты интересовались только ею.
Приятным нарушением монотонности нашего сущест вования в то время было посещение Гуго Вальполя который прибыл в Москву вскоре после начала войны и который оставался с нами в течение нескольких месяцев. Он был частым посетителем нашего дома, и его непоко лебимый оптимизм был благодеянием для моей жены. В то время он уже написал несколько книг, в том числе «Силу», и уже упрочил свой успех. При этом он был совершенно неиспорченным, обладал еще способностью краснеть и производил на меня впечатление скорее боль шого и неуклюжего школьника, полного кротости и энту зиазма, чем прославленного писателя, мысли которого воспринимались с благоговением и уважением. Мы, за исключением Бейли, сердечно приняли его, и он отвечал на нашу дружбу неизменной симпатией и благожела тельством. У Бейли он имел меньше успеха. Бейли был тогда болезненным, циничным и властным человеком. Он не верил энтузиастам. Еще меньше любил он споры. Гуго, энтузиазм которого по поводу русских успехов не имел границ, любил рассуждать и имел свои собственные суждения. Он раздражал Бейли, и я думаю, что чувство раздражения было взаимным.
Когда Гуго покинул нас, он отправился на фронт в качестве санитара при Красном Кресте. Впоследствии он , стал главой Бюро британской пропаганды в С.Петер I бурге. С самого начала он решил использовать возможно г лучше свое пребывание в России. Несомненно, оно прине сло ему пользу. Его приключения на фронте породили «Темный лес». Его опыт в С.Петербурге вдохновил его на «Тайный город».
Мой дневник показывает, что в то время я мало выходил из дому и все свободное время посвящал чте нию. В течение двух последних недель января 1915 года я прочел «Войну и мир» порусски. Иногда я ходил на балет или в цирк с Вальполем. Я был с Гуто, когда впервые встретился с Горьким в «Летучей мыши» Ники ты Балиева. В эти дни «Летучая мышь» была излюблен ным местом литературной и артистической Москвы. Ее представления начинались не раньше окончания теа тральных представлений, и многие артисты и артистки появлялись там, чтобы поужинать, а также чтобы посмо треть представление. В начале своего существования «Ле
тучая мышь» была своего рода клубом Московского Художественного театра, а сам Балиев был членомТруп пы, но оказался как артист не на высоте этой строгой школы. Теперь его труппа так же хорошо известна в Париже, Лондоне и НьюЙорке, как раньше она была известна в России, но, по моему мнению, представления потеряли много в смысле приятной интимности прежних московских дней, ибо тогда не было оторванности между артистами и публикой. Кстати, Балиев — армянин и происходит из ранее богатой семьи.