Мое положение сулило мне немало трудностей, но я принял свое назначение без всяких колебаний. Прежде всего нужно было получить рекомендательные письма к Ленину и Троцкому и установить modus vivendi с Литвиновым. Благодаря Рексу Липеру и то и другое удалось мне сверх ожиданий хорошо. Липер был в прия тельских отношениях с Ротштейном, впоследствии по сланником большевиков в Тегеране, а в то время штат ным переводчиком в нашем военном министерстве. У меня была долгая беседа с Ротштейном; ее содержание подробно записано в моем дневнике. Ротштейн, много лет живший в Англии, был типичным интеллигентом и кабинетным революционером. Он сказал, что Троцкий стремится не к сепаратному, а к всеобщему миру. Он отметил, что на месте Ллойд Джорджа он безусловно принял бы предложение Троцкого созвать мирную кон ференцию. Англия выиграла бы от этого больше всех. Попытки русских занять самостоятельную позицию кон чатся неудачей после выступления Троцкого, и Англия и Германия сумеют разрешить колониальные вопросы ме ЯДУ собой. Германия согласится почти на все условия, то QCTh на мир без аннексий и контрибуций. Может быть, °на пойдет на компромисс даже в отношении Эльзас Лотарингии. Во всяком случае, со стороны Англии было °ы абсурдом продолжать войну ради ЭльзасЛотарин
гии. Нет ничего легче, как разрушить сентиментальные соображения, не имеющие глубоких корней в народе Нам необходимо очень серьезно взвесить возможность заключения более выгодного мира через девять месяцев.
В то время на подобные предложения посмотрели бы как на измену. Теперь, когда Европа стонет под игом мирных договоров, они кажутся вовсе не такими безрас судными. (Кстати интересно отметить, что Ротштейн ошибся всего на полтора месяца в предсказании момента конца войны.)
Я уклонился от обсуждения вопроса о всеобщем мире, перевел разговор на Россию и изложил мои планы отно сительно ведения переговоров с его друзьями. Я выразил подлинную симпатию к желанию русских заключить мир и указал, что заключение сепаратного мира с Германией будет связано для России с большими затруднениями и что даже неофициальное сближение русского прави тельства с британским доставит России не меньшие выго ды, чем Англии.
Мы расстались друзьями. Ротштейн обещал исполь зовать свое влияние на Литвинова, чтобы получить от него рекомендательное письмо к Троцкому. Через не сколько дней все дело устроилось за столиком в рестора не Лайонса на Странде. Обе стороны были представлены: Литвиновым и Ротштейном от России и Липером и мною от Англии. Официального признания пока не по следовало. Неофициально Литвинову и мне предоставля лись известные дипломатические привилегии, в том числе пользование шифрами и дипломатическими курьерами.
Это был удивительный завтрак. За окном — свинцо вое январское небо. В плохо освещенном зале было темно и мрачно. Нам с Липером было ровно по 30 лет. Литвинов был старше нас на 11 лет, а Ротштейн на год или два старше Литвинова. Оба они были евреи, оба подвергались преследованиям и сидели в тюрьме за свои политические убеждения. С другой стороны, Литвинов его настоящая фамилия Валлах — был женат на англи чанке, а сын Ротштейна, британский подданный, служил в британской армии.
Душой разговора был Ротштейн. В его манере гово рить я нашел ту смесь лукавства и серьезности, которая впоследствии так пригодилась мне в переговорах с боль шевиками в России. Невысокий, бородатый, с темными живыми глазами, он был своего рода интеллектуальным
сверчком. Его диалектические прыжки одинаково пора жали нас и забавляли его самого. Его революционность была совершенно лишена кровожадности. Если бы бри танское правительство оставило его в покое, он вероятно до сего дня спокойно жил бы в Англии. Литвинов, крепко сложенный, с широким лбом, был более неповоротлив и менее остроумен. Он произвел на меня, скорее, благопри ятное впечатление. Постольку поскольку большевик спо собен в большей или меньшей степени ненавидеть те или иные буржуазные институты, он, несомненно, считал гер манский милитаризм большей опасностью, чем англий ский капитализм.