Если боши купили Троцкого, они купили настоящий алмаз. Он оскорблен в своем достоинстве. Он полон воинственного возмущения против немцев за унижение, которому они подвергли его в Бресте. Он производит впечатление человека, который охотно умер бы, сражаясь за Россию, при том условии, однако, чтобы при его смерти присутствовала достаточно большая аудитория».
Троцкий действительно был озлоблен против немцев. В этот момент он не был вполне уверен в том, как немцы будут реагировать на его знаменитое объявление: «Ни войны и ни мира», но он предчувствовал, что эта реакция будет не из приятных.
К несчастью, он был полон озлобления и по адресу англичан. Мы не сумели в свое время подойти должным образом к Троцкому. Во время первой революции он жил в изгнании в Америке. Тогда он не был ни меньшевиком, ни большевиком. Он был тем, что Ленин называет троц кистом, то есть индивидуалистом и оппортунистом. Ре волюционер, наделенный темпераментом художника и несомненной физической храбростью, он никогда не был и не мог быть хорошим партийцем. Его поведение до первой революции вызвало серьезное осуждение со сто роны Ленина. «Троцкий, как всегда — писал Ленин в 1915 году, — в принципе против социалшовинистов, но на практике он всегда заодно с ними».
Весной 1917 года Керенский обратился к британскому правительству с просьбой содействовать возвращению Троцкого в Россию. Здравый смысл диктовал два выхо да: отказать на том основании, что Троцкий представ ляет угрозу для общесоюзнического дела; или позволить
ему вернуться совершенно спокойно. Как это водится во всех наших поступках по отношению к России, мы всту пили на путь гибельных полумер. С Троцким обраща лись, как с преступником. В Галифаксе, НьюБрэнсвике. его разлучили с женой и детьми и интернировали на четыре недели в концентрационный лагерь в Амхерсе вместе с немецкими военнопленными. С его пальцев сня ли дактилоскопические отпечатки. Тогда, возбудив в нем жгучую ненависть к нам, мы дали ему вернуться в Россию.
Я передаю этот инцидент так, как мне изложил его сам Троцкий. Впоследствии я узнал, что в основном он был точен. Возмущенный Троцкий вернулся в Россию, примкнул к большевикам и выместил свою злобу, напи сав горячий антибританский памфлет, озаглавленный «В плену у англичан». Следы его недовольства прояви лись и во время нашей беседы. Мне удалось, однако, успокоить его.
Немецкая опасность занимала его больше всего, и его последние слова при нашем расставании были: «Теперь перед союзниками открываются огромные возможно сти».
Вернувшись от Троцкого, я нашел спешное письмо от Робинса, немедленно вызывавшего меня к себе. Я нашел его в большом волнении. Он поссорился с Залкиндом, * племянником Троцкого и в то время товарищем комисса ра по иностранным делам. Залкинд обошелся с ним грубо, и американец, которому Ленин обещал при любых обстоятельствах приготовить в часовой срок поезд, решил добиться извинений или немедленно покинуть Россию. Когда я пришел, он только что кончил говорить по телефону с Лениным. Он поставил ему ультиматум, и Ленин обещал дать ответ через десять минут. Я ждал, а Робине рвал и метал. Потом раздался звонок и Робине взял трубку. Ленин сдался. Залкинд будет снят с должно сти. Но он был старым членом партии. Не будет ли Робине возражать, если Ленин пошлет его в качестве большевистского эмиссара в Берн? Робине мрачно улыб нулся. «Благодарю вас, мр Ленин, — сказал он. — Поскольку я не могу послать этого сукина сына в ад, сжечь его — это лучшее, что вы можете с ним сделать»*.
— .
Игра слов: поанглийски «сжечь» (burn) звучит почти как «Берн».
Это было началом чрезвычайно напряженного мес ца. Немцы не теряли времени, и в ответ на отказ Троцко го подписать мирный договор на предложенных ими условиях пошли, к великому ужасу большевиков, в насту пление на С.Петербург. Вначале большевики пытались оказать какоето сопротивление. В этом смысле были даны распоряжения флоту и армии. Сам Троцкий, кото рого я теперь видел ежедневно, сообщил мне, что, если даже Россия не сумеет сопротивляться, она будет вести партизанскую войну. Очень скоро, однако, выяснилось что оказать сопротивление, в военном смысле этого сло ва, русские не могут. Большевики пришли к власти под лозунгом «Долой войну!». Лозунг за войну мог легко привести их к гибели. Буржуазия открыто радовалась наступлению немцев. Осмелевшие антибольшевистские газеты с остервенением набросились на большевиков. Решающим фактором было настроение войсковых ча стей. При слухах, что война будет возобновлена, дезер тирство с фронта приняло размеры панического бегства, и после ночного заседания комиссаров немцам была по слана телеграмма с согласием капитулировать и заклю чить мир на каких угодно условиях.