Наполеон приказал Шампаньи написать в Санкт-Петербург зашифрованную депешу, с тем чтобы Коленкур, в свою очередь, лично ее расшифровал. Депеша должна была остаться тайной для всех, даже для Румянцева, и предназначалась для сообщения только императору Александру. В этой депеше, датированной 22 ноября, Шампаньи писал:
«В Эрфурте до слуха императора Александра дошли слова о возможном разводе Императора, и он сказал ему, что его сестра принцесса Анна в его распоряжении. Его Величество желает, чтобы вы просто и откровенно обсудили этот вопрос с императором Александром, и чтобы вы говорили следующим образом:
“Сир, я имею основания полагать, что Император расположен к разводу. Могу ли я сообщить, что он может рассчитывать на вашу сестру? Пусть Ваше Величество подумает и через два дня даст мне откровенный ответ, не как послу Франции, а как лицу, проникнутому горячими чувствами к обеим семьям. Я делаю вам не формальное предложение, а прошу изъяснения ваших намерений. Я отваживаюсь на этот демарш, потому что слишком привык говорить Вашему Величеству то, что я думаю, не опасаясь быть скомпрометированным”.
Вы ни под каким предлогом не станете говорить об этом Румянцеву, а после беседы с императором Александром и той, которая последует через два дня, вы полностью забудете данное сообщение. Вам остается дать мне знать о достоинствах юной княжны и в особенности о том, когда она будет способна стать матерью, ибо в наших расчетах имеют значение и полгода разницы. Мне нет нужды рекомендовать вашему превосходительству соблюдать строжайшую тайну, вы знаете, чем обязаны Императору».
Отправив депеши и подготовившись к расторжению брака с Жозефиной и вступлению в брак с русской княжной, Наполеон с нетерпением ожидал прибытия Евгения, когда страшный секрет раскрылся помимо его воли. Поскольку несчастная с каждым днем становилась всё печальнее, волновалась всё больше и делалась всё более несносной в своих жалобах, утомленный Наполеон оборвал упреки жены, сказав ей, что нужно наконец подумать о других узах, нежели те, что их соединяют, что спасение Империи требует великого решения с его стороны, что он полагается на ее мужество и преданность и что она даст согласие на развод, на который он и сам решился с величайшим трудом. Едва он произнес ужасные слова, как Жозефина разразилась слезами и упала без чувств. Император позвал дежурного камергера, и они вместе перенесли императрицу, сотрясаемую конвульсиями, в ее покои. Вызвали нежно любившую мать королеву Гортензию, дабы она постаралась утешить ее или по крайней мере смягчить ее страдания.
Однако в последующие дни Жозефина выказала больше спокойствия. Она ждала сына, а пока он не приехал и пока торжественный акт не разлучил ее с мужем, она продолжала надеяться.
Отголоски стенаний Жозефины, слышанные дворцовыми слугами, вскоре разнеслись по Тюильри, а из Тюильри — по всему Парижу. И вот уже неблагодарный и любопытный двор, опережая светские толки, забыл о низвергнутой императрице и только пытался угадать императрицу будущую, отыскивая ее на всех тронах Европы. Желая прекратить мучительно ложное положение, Наполеон ждал для этого только прибытия Евгения.
Принц прибыл в Париж 9 декабря. Его сестра, выбежав навстречу, бросилась к нему в объятия и объявила о печальной участи матери. Евгений тотчас явился к императору, покорившись всему и страдая за близких гораздо более, чем за себя. Наполеон, любивший его, сжал пасынка в объятиях, объяснил свои мотивы, показал невозможность сделать его, Богарне, правителем непокорных Бонапартов и рассказал, как намеревается обеспечить достойное существование семьи Богарне. Затем он отвел детей Жозефины к их матери. Свидание было долгим и мучительным. За бурным волнением последовало некоторое успокоение, но переживания оставили на благородном лице Наполеона глубокий след, который поразил тех, кто считал его властную душу способной только на сильную волю, но не на нежные чувства. Жертва была принесена, следовало сделать ее невозвратной. После обсуждения всех формальностей с Камбасересом расторжение гражданских уз назначили на 15 декабря.