Среди забот, привлекших Наполеона в Голландию, не последней заботой была оборона новых границ. С проницательностью, которая при одном взгляде на карту позволяла ему понять, как защитить или атаковать страну, он тотчас обнаружил наилучшую для Голландии систему обороны. Прежде всего он решил, что, ввиду опасностей, грозивших ей со стороны англичан, большой склад военного снаряжения будет находиться не в Текселе, не в Амстердаме и даже не в Роттердаме, а в Антверпене, и приказал безотлагательно начинать перевозку в Антверпен всех
богатств голландских арсеналов. Первую линию обороны он решил провести через Везель, Куверден и Гронинген. Но эта первая линия, заключавшая не только собственно Голландию, но и Гелдерланд, Оверэйсел и Фризию, имела значимость только передового укрепления. Более сильную вторую линию он провел от Рейна к Эммериху, по Эйсселу. Вторая линия заключала Гелдерланд и половину Зёйдерзее и прикрывала почти всю Голландию за вычетом Фрисландии. А затем Наполеон постановил, что подлинной линией обороны станет линия, которая отходит от Рейна (или Ваала) только в Горинхеме и заканчивается в Нардене на Зёйдерзее. Эта третья линия прикрывала самую голландскую часть страны, ее плодородные земли и цветущие города, расположенные ниже уровня моря. Их можно было посредством затоплений превратить в неприступные острова. Таким образом, новая Франция, защищенная линией Рейна от Базеля до Нимвегена, начиная с этого последнего пункта, и посредством великолепных укреплений Текселя, формировавших ее оконечность, превращалась в неприступные даже для неприятеля-мо-рехода острова. В Текселе Наполеон приказал возвести, при содействии инженера Шаслу, надежные укрепления, с целью прикрыть флот с его складами и обеспечить возможность входа и выхода при любом ветре и полном закрытии Зёйдерзее.
Во время поездки Наполеон принял также несколько решений по внешней и внутренней политике Империи. Пруссия, глубоко обеспокоенная предстоящей войной, совсем потеряла покой. Понимая, что не сможет сохранять нейтралитет, поскольку ее территория лежит на пути воюющих армий, и не будучи ничем обязана России, которая в 1807 году заключила мир за ее счет и даже согласилась на часть ее территории, Пруссия склонялась к альянсу с Наполеоном, если он гарантирует целостность имеющихся у нее земель и территориальное возмещение после окончания войны. Но Наполеон оставался глух к намекам Пруссии, дабы не разоблачать слишком рано своих замыслов. Пруссия же приписывала его сдержанность плану захвата прусской монархии. Эта мысль одолевала короля, и он непрестанно вооружался, располагая уже более чем сотней тысяч солдат вместо 42 тысяч, предписанных договорами.
План прусского двора состоял в том, чтобы вынудить Наполеона определиться, а если он откажется от альянса, броситься за Вислу со 100—150 тысячами человек и идти через Кёнигсберг на соединение с русскими. Но как бы скрытны ни были приготовления двора, они не могли ускользнуть от столь искушенного наблюдателя, как Даву, никогда не терявшего бдительности. Кроме того, Гарденберг, ежедневно пытавшийся добиться объяснения с послом Франции Сен-Марсаном и показать ему, какие средства Пруссия может предложить возможному союзнику, проговорился, что при необходимости Пруссия может за несколько дней поставить под ружье 150 тысяч человек. Слова прусского премьер-министра пролили свет на истинное положение вещей, и Наполеон приказал Сен-Марсану немедленно объявить премьер-министру и королю, что ему, наконец, стали ясны планы Пруссии, что она должна без промедления разоружиться, доверившись его слову чести заключить с ней альянс на удовлетворительных условиях в нужное время. В противном случае, пригрозил Наполеон, ей нужно быть готовой к тому, что маршал Даву со 100 тысячами солдат двинется на Берлин и сотрет остатки прусской монархии с карты Европы. Наполеон приказал Даву передвинуться на Одер, перерезать прусской армии путь на Вислу, а при необходимости захватить и двор в Потсдаме.
Он принял также важные решения относительно Швеции. Новый принц Швеции не простил Наполеону, что тот не захотел уступить ему Норвегию. Наполеон мог обещать и даже дать Финляндию в ожидании победы над Россией, но совершил бы подлинное предательство своей верной союзницы Дании, если бы только поколебался в отношении Норвегии. Бернадотт с той минуты отдался во власть ненависти, зародыш которой уже долго носил в своем сердце. Правящий король, ослабленный возрастом и плохим здоровьем, доверил ему управление делами, по крайней мере на время. Принц воспользовался этим, чтобы приласкать русскую и английскую партии, не оставляя показным вниманием и партию французскую, которой был обязан своим избранием. Еще не выступая против франции открыто, он не переставал заявлять, что готов ради новой родины на любые жертвы и что союзниками Швеции будут только те, кто станет считаться с ее интересами. Публично ведя подобные речи, Бернадотт покровительствовал контрабандной торговле, велел тайно передать англичанам, что Гётеборг всегда открыт для них, несмотря на внешнее объявление войны, и намекал русской миссии, что, хотя шведский народ и сожалеет о потере Финляндии, возмещение, которого он желает, находится в другом месте. Он также поддержал приказ шведскому флоту давать отпор французским корсарам и открыто покровительствовал солдатам, истязавшим в Штральзунде французских матросов.