Отступничество Пруссии, волнения в Германии и сообщения из Австрии ничуть не обеспокоили Наполеона. Работая денно и нощно над реорганизацией армии и видя, с какой легкостью Франция доставляет ему новые ресурсы после двадцати лет убийственных войн, обнаруживая военную бездарность врагов, добровольно подставлявшихся под его удар и совершавших столько же военных ошибок, сколько сам он совершал в политике, Наполеон вновь обрел прежнюю уверенность в себе и совершенно не учитывал того, что происходит на обширном европейском театре. Отступничества Пруссии он ожидал и считал неизбежным после того, как французская штаб-квартира отступила поочередно на Вислу, на Одер и на Эльбу. Именно поэтому он не захотел идти ни на денежные, ни на политические жертвы ради того, чтобы ее удержать.
Подсчитав силы противника, Наполеон пришел к выводу, что Пруссия не может предоставить коалиции более 100 тысяч человек, в том числе 50 тысяч немедленно, и что Россия в ее нынешнем состоянии не может предоставить даже 100 тысяч (и то и другое было верно). Зная, что пруссаки и русские выдвигаются с подобными силами в верховья Эльбы и в Тюрингию, он был уверен, что через три-четыре недели отгонит их обратно в Польшу быстрее, чем они оттуда пришли. Наполеон был настолько уверен в себе, что уже ощущал радость победы. Он был убежден, что после одного-двух сражений образумит своих противников, вернет себе прежнее положение и заключит мир, продиктовав его условия, не в точности соответствовавшие речи, в которой он счел политически уместным выказать себя непреклонным, но достаточно близкие к ним, за исключением Испании, которой он решился пожертвовать.
Вовсе не взволновав его, отступничество Пруссии стало поводом просить у Франции новых сил. Наполеон подготовил новый сенатус-консульт, потребовав еще 80 тысяч человек, не только из четырех, но из шести последних призывов.
Так, в результате появления нового врага Наполеон оказался вознагражден новыми ресурсами и выглядел столь же воодушевленным войной, как во времена первой молодости. Тем не менее, поправив посредством вооружения положение дел после того, что произошло в Пруссии, следовало заняться и Австрией, которая постепенно, продолжая сохранять звание союзницы, принимала роль посредницы, а вскоре могла перейти к еще менее дружественной роли. Наблюдая за маневрами австрийского двора, Наполеон, конечно, задавался вопросом, не способна ли и Австрия перейти в стан его противников; но он почти не задерживался на этой мысли по следующим причинам.
По его мнению, публика в Вене была не столь требовательна, как в Берлине, и венский двор — не столь слаб, как двор прусский. Кроме того, Австрия оказалась связана с Францией семейными и союзническими узами, которые если и не являлись нерушимой цепью, всё же представляли собой затруднение, ибо стыдливость обладает своей силой. Австрия вряд ли смогла бы забыть брак Марии Луизы и союзный договор от 14 марта 1812 года. Кроме того, ею управляли люди, начавшие бояться французских армий. Наконец, Австрия — корыстолюбивая держава, которая в любых обстоятельствах старалась правильно управлять своими делами, и потому над ней всегда можно было возобладать с помощью выгоды, то есть предложить ей какую-нибудь богатую территорию.
Таким образом, Наполеон сводил всю политику Австрии в ту минуту к страху перед войной с Францией и желанию что-нибудь приобрести в результате обширной войны в Европе. И к несчастью для него и для нас, он ошибался. Он не понимал, что Австрия куда выше сиюминутной материальной выгоды ставит политические преимущества от восстановления независимости Германии и равновесия в Европе. Он не видел, что она предпочитает играть меньшую роль при стабильном и взвешенном порядке вещей, нежели большую — при нестабильном и опостылевшем всем порядке без будущего, ибо на всеобщей ненависти не построишь ничего основательного. Что до территориальных приобретений, чего только ей не предлагали и готовы были дать со стороны европейской коалиции, так что она бы получила, обратившись против Франции, и обширные приращения к территории, и лучшее устройство Европы. Одна-единственная причина останавливала ее — страх перед новой войной, но страх этот день ото дня слабел, вместе с тем как день ото дня увеличивалось количество врагов Франции.
Обнаруживая в австрийском правительстве только страх и корысть, Наполеон и в отступничестве Пруссии искал средство привязать его к себе и задумал предложить ему следующие приманки. Австрия желала мира, и он его желал, на свой манер, разумеется. Так вот, Австрия располагает средством в самом скором времени добиться столь желанного мира и заключить его как к своей выгоде, так и к выгоде Франции. Она вооружается, ему это известно, он сам ее к этому побуждал. Она пополняет вспомогательный корпус князя Шварценбер-га, отступивший к Кракову, и наблюдательный корпус Галиции; вдобавок она формирует резерв в Богемии. В целом ее силы составляют уже около 100 тысяч солдат. Она может применить эти 100 тысяч решающим образом в самом начале кампании, и ей только что предоставили для этого совершенно естественный случай. Ведь ее предложения о мире были встречены весьма плохо, у нее есть основания быть недовольной. Теперь Австрия может без промедления объявить себя посредницей, потребовать, чтобы воюющие державы заключили перемирие для переговоров о мире, а затем, если к ее требованию не прислушаются, дебушировать со ста тысячами человек из Богемии в Силезию и атаковать силы коалиции с фланга, в то время как французы атакуют их с фронта.