Это равнодушие, конечно, весьма понятно, так как во время тяжелой борьбы с египтянами и приморскими городами у короля в большой мере мог пропасть интерес и понимание, к судьбе Антиохии и Эдессы. Несчастная вражда партий, которая так часто ожесточала друг против друга норманнов, эдесситов и армян, так же мало способна была возбудить в Бальдуине особое желание к энергической войне против Галеба и Мосула, тем более, что в то время антиохийцы владели самым большим христианским войском в Сирии, рядом с которой иерусалимцам нелегко было играть решающую роль.
Но Бальдуин не мог оставаться в бездействии; и когда его не привлекал север, тем более чарующим образом манил его таинственный юг. Уже он велел увенчать некоторые господствующие пункты крепостями для защиты от Аскалона и для укрепления всей южной границы государства — и ни один из них не был выбран лучше Монрояля (Montroyal), как он сам окрестил эту гору, выдвинутую далеко на юг, защищающую и отрезающую при надобности путь караванов между Египтом, Сирией и Аравией; — уже он исполнил смелый поход сквозь каменистую Аравию до Мертвого моря, когда, наконец, с лучшими людьми начал даже нападение на Египет и, действительно, весной 1118 года счастливо добрался до Нила. Но это предприятие трудно одобрить. Нападения Фатимидов на христиан давно уже ослабли. Египет представлялся уже довольно безопасным соседом Иерусалима. Кроме того, сама природа давала против жителей Нильской долины пригодную военную границу в пустыне на юг от Святой Земли: и потому с этой стороны осталось желать, правда, очень настоятельно, только завоевания Аскалона. Однако к такой цели всего меньше вело фантастическое странствие в далекую Африку.
Правда, в этих последних подвигах Бальдуина мы узнаем того же смелого героя, того же гордого, жаждущего подвигов, государя, каким он всегда был. Но, несмотря на то, это был ложный путь, на который король себя потратил, и потому ни для него, ни для его государства не было несчастием, что приближался конец его жизни. Он заболел на походе к Нилу, указал на своего брата Евстахия и на своего двоюродного брата Бальдуина Эдесского, как на достойнейших людей, которые могли быть его преемниками; но умер уже в марте 1118 года, раньше, чем спешно возвращавшееся с ним войско могло достигнуть родины.
При горестных воплях его храбрых товарищей его тело было погребено перед церковью Святого Гроба около его брата Готфрида.
Король Бальдуин II
Бальдуин Эдесский находился в Иерусалиме как раз в то время, когда там хоронили короля Бальдуина, и потому имел самые лучшие шансы на то, что его выберут преемником Бальдуина. Правда, некоторые из знатнейших рыцарей говорили, что надо вызвать из Европы графа Евстахия, брата покойного, но большинство справедливо настаивало на том, что надо выбрать короля, который бы жил уж среди них и потому был бы в состоянии противостоять каждой опасности. Вследствие этого править Иерусалимом был избран граф Эдесский, под именем Бальдуина II: 2 апреля 1118 года он был помазан на царство в церкви Святого Гроба.
По его прежним действиям, он был, подобно своему предшественнику, смелый, деятельный, властолюбивый человек. Нередко также, для выгоды, он не пренебрегал кривыми путями и в последние годы показал себя даже с очень дурной стороны злобными раздорами с армянскими соседями и с своим важнейшим вассалом, Иосцелином Телль-Баширским. Но, ставши королем, он обратил свое бесцеремонное отношение к верности и искренности только против врагов своей веры и показал при этом необычайно свободное и смелое понимание своих правительских обязанностей, которые должно было послужить к величайшей пользе для общего дела.
Так, он прежде всего сделал Иосцелина ленным владетелем Эдесского графства, тем самым в лице этого противника приобрел сильного и верно преданного друга. Затем, по получении ужасного известия о смерти герцога Рожера и лучшего норманнского рыцарства в конце июля 1119 года, он тотчас двинулся из Иерусалима на север и самым решительным образом взялся за дела осиротевшей Антиохии, приняв на себя правление княжеством с сохранением прав еще малолетнего сына Боэмунда, и тотчас после того повел на войну против победоносного Ильгази всех рыцарей и воинов, которых только мог собрать. Это было как раз пора, так как эмир Мардинский. за это время соединился с Тогтекином Дамасским и завоевал уже две самые сильные крепости княжества, Атариб и Сардану. Около средины августа войска встретились вблизи Данита. Сначала христиане очень потерпели от натиска неприятельской конницы, но выдержали кровавое сражение, особенно благодаря твердости самого короля и, наконец, удержали поле сражения. После этого неприятель отступил. Но Бальдуин и Иосцелин поняли свою выгоду, в продолжение целых месяцев прошли местности на юг вверх по Оронту и на восток до самого Евфрата, и ослабили при этом самым чувствительным образом силы сельджуков, хотя однажды и сами потерпели порядочный урон.