Обратный поход довершил поражение крестоносцев. Сельджуки окружили все войско и обстреливали его с боков, сзади и даже спереди. Немцы скоро обратились в дикое бегство, не делая даже никакой попытки правильной защиты. Правда, король Конрад и князья храбро бились с неприятелем врукопашную: сам Конрад был ранен, но один только граф Бернгард фор Плецке прославился здесь, умно и упорно прикрывая отступление до тех пор, пока не погиб от неприятельских стрел. Тогда начали свирепствовать голод и болезни, потому что взятые с собой припасы были потрачены, и, таким образом, очень большая часть войска была уже уничтожена, когда наконец оно опять дошло до Никеи. Но и там умерло еще более 30.000 человек частью от голода, частью вследствие перенесенных напряжений. Из уцелевших большинство вернулось в Константинополь и на родину, потому что охота к священной войне в них совершенно иссякла. Только небольшой отряд имел достаточно решимости сделать с королем Конрадом новую попытку продолжить крестовый поход.
В то время как немецкое войско так ужасно погибло, французы закончили свой поход через Грецию. Они очень мирно прошли Моравскую долину и миновали Фракию, хотя опасность враждебного столкновения с греками была для них гораздо больше, чем для немцев. Потому что у французов, несмотря на строгую дисциплину, которую старались поддержать Людовик и его бароны, было много мародерского сброда, и население византийских провинций, еще сильно раздраженное необузданностью немцев, везде выказывало им самое злобное недоверие. Но чиновники императора Мануила употребляли все усилия тотчас отстранять всякий повод к серьезному раздору и сколько возможно удовлетворять крестоносцев. Сам Мануил просил опять французов, как прежде немцев, идти в Азию не через Босфор, а через Геллеспонт, и когда Людовик также в этом отказал, император тем не менее выражал ему через послов и в письмах самое дружеское расположение и даже побудил свою жену чрезвычайно любезно написать королеве Элеоноре. Таким образом были сохранены по крайней мере официально хорошие отношения и 4 октября Людовик был торжественным и блестящим образом приветствован у ворот Константинополя, и, наконец, в великолепной резиденции провел у Мануила праздничные и веселые дни.
Тем не менее греки должны были ждать от этих пилигримов самого худшего. Потому что среди них было столько же горячих друзей норманнов, как и противников Византийской империи. И когда именно теперь стали известны успехи, которые король Рожер приобрел на греческих берегах, во французском лагере образовалась сильная партия, которая требовала взятия Константинополя и вместе с тем низвержения всей империи: потому что это могло навсегда обезопасить сирийских христиан, которые уже так много пострадали от этих властолюбивых императоров. Эти замыслы крайне озаботили Мануила, и он не знал наконец, другого исхода, как одолеть силу хитростью. Он велел распространять ложные вести о мнимых победах немцев: они будто бы положили уже 14.000 врагов, взяли Иконию, приобрели громадную славу и добычу. Эти слова вполне достигли желаемого действия. Французы единогласно требовали, чтобы их как можно скорее вели на такое же счастье, и Людовик, поддаваясь этому настроению, тотчас после половины октября со всем войском перешел Босфор.
По ту сторону Босфора император, король и его бароны вели переговоры еще несколько дней, в то время как массы пилигримов мало-помалу выступали по направлению к Никее. Мануил более всего хотел заключить союз с Людовиком против Рожера, затем получить родственницу короля в жены одному греческому принцу, и наконец получить от баронов ленную присягу на области, которые они могли бы завоевать. Но, несмотря на многие обещания и подарки, ему удалось добиться только того, что наконец 26 октября, в тот день, когда немцы были разбиты при Дорилеуме, — большинство баронов принесло ему ленную присягу. После этого он расстался с крестоносцами, по виду дружески, но в действительности глубоко расстроенный и унылый. Но, когда французские вельможи приближались к Никее, им встретились несколько немецких князей и во главе их герцог Фридрих Швабский, которые сообщили им о бедственной участи, их только что постигшей. Людовик слушал их печальный рассказ с сердечным участием и поспешил на поиски остатков немецкого войска. Когда он встретил Конрада, то они со слезами бросились друг к другу в объятия. Тогда они порешили продолжить странствие к Святым местам в верном союзе.