Избранный папой в 1271 г., когда он находился в Акре, Тебальдо Висконти, принявший имя Григория X, созвал в следующем году в Лионе собор, на котором сурово обличил то, что называл «грехом уклонения». Желая прежде всего реформировать церковь, он осудил скандалы в среде «монахов» и дурное впечатление, какое производят христиане, которые, отказываясь служить Богу, заняты только своими раздорами и своими делами. Военные ордены, — говорил он, — слишком многочисленны, слишком богаты и воюют между собой, ища союзов с эмирами или египетским султаном. Он осудил и бродячих проповедников, которые лживыми проповедями подталкивают на безрассудные авантюры бедняков, плохо вооруженных и плохо руководимых. Позволять выкупать обеты по высокой цене — тоже тяжелый проступок.
Папа дал понять: те, кто должен заплатить большие штрафы, будут избавлены от этой обязанности, если дадут обеты и отправятся на Восток. Он отправил туда сначала патриарха Фому, а потом, с согласия короля и на деньги последнего, двух сеньоров в сопровождении отрядов рыцарей и пехотинцев — Оливье де Терма и Гильома де Руссильона. Осудив «феодальные» и «национальные» войны за то, что они удерживают на Западе людей, которые должны служить Богу, он старался, как задолго до него Григорий VII и Урбан II, покончить с раздорами, при этом пытаясь найти союзников на Востоке — у греков, армян и монголов, которых обычно называли «тартарами». Похоже, союзом с последними были озабочены более чем когда-либо, и он казался гарантией успеха. В понтификат Николая IV один из монгольских вождей, Аргун, выражал готовность иметь дело с христианами. В июле 1291 г. он пообещал им помощь в виде крупных поставок провизии и десять тысяч лошадей. «Тартар» рассчитывали обратить в христианство, и обсуждалась даже возможность совместного морского похода с участием генуэзцев в Индийский океан и Красное море, чтобы перерезать маршруты торговцев пряностями и нанести тяжелый ущерб финансам египтян. Но 7 марта 1291 г. Аргун умер, а у монголов начался период распрей и сильной нестабильности, так что больше не приходилось и думать об этом союзе, стремление к которому со времен Людовика Святого вызвало много, по правде сказать, очень необдуманных поступков.