Панская и княжеская служилая знать, монополизировавшая важ- /414/ нейшие государственные должности, утвердила практику сосредоточения нескольких властных функций в одних руках. С середины XV в. вильнюсские воеводы были одновременно и канцлерами. Юные аристократы начинали карьеру с получения низших центральных либо территориальных должностей и постепенно восходили по ступеням сановной лестницы. Новогрудское и Полоцкое воеводства стали трамплином для прыжка в Вильнюсское или Тракайское воеводства. Так возвысились Богдан Сакович (Полоцк – 1480–1484 г., Тракай – 1486–1490 г.), Олехно Судимонтович (Полоцк – 1466–1476/7 г., Вильнюс – 1477–1491 г.), Мартын Гаштольд (Новгородок – 1464–1471 г., Тракай – 1480–1483 г.), Альберт Гаштольд (Новгородок – 1503–1506 г. и 1508–1509 г., Полоцк 1513–1519 г., Тракай – 1519–1522 г., Вильнюс – 1522–1539 г.), Николай Радзивилл из Гонёндзи Старший (Новгородок – 1488–1490 г., Вильнюс – 1491–1509 г.), Иван Заберезинский Старший (Полоцк – 1490–1496, Новгородок – 1496–1498, Тракай – 1498–1505 г.), Иван Заберезинский Младший (Новгородок – 1509–1530, Тракай – 1530–1537 г.). Тракайское каштелянство отчасти стало для семейства Кезгайло добавкой к Жямайтскому староству (Станислав Кезгайло Старший – Жямайтский староста в 1486–1526 г., тракайский каштелян – в 1499–1522 г.; Станислав Кезгайло Младший – Жямайтский староста в 1527–1532, тракайский каштелян – в 1528/9-1532 г.). Два поколения Радзивиллов из Гонёндзи занимали посты вильнюсского воеводы (Николай Радзивилл Старший – 1491–1509 г., Николай Радзивилл Младший – в 1510–1522 г.) и канцлера (соответственно в 1492–1509 г. и в 1510–1522 г.). Возвысившись до тракайских воевод, оба Ивана Заберезинских были одновременно и великими маршалками (отец – в 1498–1505 г., сын – в 1522–1537 г.). Эту же должность исполнял Богдан Сакович (1482–1490 г.), будучи полоцким и тракайским воеводой. Став польным гетманом (1521–1531 г.), Георгий Радзивилл Дубингский «унаследовал» обязанности наивысшего гетмана (1531–1541 г.). одновременно с этим он исполнял должности вильнюсского каштеляна (1522–1527 г.), позднее – дворного маршалка (1528–1541 г.). Станислав Кезгайло Старший в дополнение к высоким постам Жямайтского старосты и тракайского каштеляна в 1501–1502 г. получил весьма ответственную должность наивысшего гетмана, но это было скорее следствием не протекции, а пленения русскими влиятельного Константина Острогского. Должности казначеев (подскарбия земского и дворного), требующие экономических дарований, не привлекали аристократическую элиту, и в конце XV в. они стали полем деятельности для возвысившихся русских знатных семей. Земским подскарбием в 1509 и в 1520–1530 г. был Богуш Боговитинович, с успехом трудившийся и в великокняжеской кан- /415/ целярии. Однако наиболее ярко здесь проявили себя Хрептовичи: Федор был дворным (1494–1501 г.) и земским (1501–1504 г.), Иван (1486–1493 г.) и Мартын (1501–1504 г.) – дворными подскарбиями. Исключение составила фигура принявшего православие еврея Авраама Езофовича (1510–1519 г.). Более мелкие литовские и русские дворянские роды довольствовались должностями воевод в русских землях. Глебовичи, Ильиничи, Немировичи исполняли обязанности витебского и смоленского воевод. Из них Андрей Немирович стал старейшим в русских землях киевским воеводой (1515–1541 г.) и польным гетманом (1536–1541 г.). Военная карьера обеспечила Станиславу Кишке опасные должности смоленского воеводы (1500–1503 г.) и наивысшего гетмана (1503–1507 г.). Сапеги из рядовых дворян и писарей возвысились до воевод Витебска (Иоанн, Семенов сын – 1508– 1514 г., Иоанн, Богданов сын – 1517–1526 г.) и Подляшья (Иоанн, Семенов сын – 1514–1526 г.). Продвижению успешного рода Ходкевичей несколько помешала трагедия, случившаяся в Киеве с Иоанном, креатурой Казимира. Слабел род Остиков, происходящий из одного с Радзивиллами корня. Григорий Остик в 1494–1500 и 1509–1518 г. был дворным маршалком, одновременно исполняя (1510–1518 г.) должность тракайского воеводы. В первой трети XVI в. на самую вершину взошли роды Гаштольдов и Радзивиллов, метеором блеснула уникальная карьера волынца Константина Острогского. Его (в 1530 г.), Николая Радзивилла Младшего (1522 г.) и Альберта Гаштольда (1539 г.) смерти открыли дорогу Дубингским Радзивиллам.
Система должностей (врадников) стала государственной сословной исполнительной властью. Монополизировавшие ее вельможи возвысились рядом с великим князем как правящая сословная олигархия.
в. Укрепление института магнатского представительства и управления
С возникновением крупной землевладельческой аристократии и превращением монарших агентов в узаконенных чиновников (врадников) высокого ранга, на месте нерегулярного совещательного органа – великокняжеского совета – начала оформляться четко и постоянно работающая инстанция, которую стали называть радой панов. Накопление у врадников управленческой компетенции вынуждало великого князя постоянно с ними советоваться и согласовывать свои решения с их мнением. Рада панов росла как их представительный орган, а взаимодействие и солидарность должностных лиц сделали это представительство реальностью и непреложностью государственного управления. /416/
Рада панов возникла как аналог государственных советов, представлявших аристократию в странах Центральной Европы, прежде всего в Польше. Однако на ее внешнее оформление менее всего повлияла рецепция, ее создание отличали черты, ярко рисующие особенности развития Великого княжества Литовского. На начальном этапе деятельности рады, или совета панов (вторая-третья четверти XV в.) само ее название (дословно – паны-советники, сокращенно – просто паны или просто советники) обозначало не определенный орган, а лишь непродолжительное совещание съехавшихся господ. К концу XV в. славянское слово «рада» обрело свой подлинный смысл «совета», а не «советников» или «советчиков» (по латыни – «consilarii»). В латинских актах раду панов иногда именовали сенатом (по аналогии с Польским коронным советом, становящимся или ставшим сенатом). Все это указывало, что рада панов уже воспринималась как непрерывно действующая управленческая инстанция.
Внутренние стимулы формирования рады панов усиливались внешними факторами. Тесные связи с Польшей, политику которой также определяли институты аристократического представительства и управления, волей-неволей толкали Литву к обзаведению подобной инстанцией, к приданию великокняжескому совету видимости того, чем он еще не был. Подобными фикциями манипулировал Витовт Великий уже в последнем десятилетии XIV в., прикрываясь прерогативами своего совета, которыми тот фактически не обладал. Однако к исходу правления Витовта эти прерогативы стали значительно более реальными. К этому привело как возникновение слоя крупных землевладельцев, так и поспешное, но очевидное его взаимодействие с польской знатью, выразившееся в заключении Вильнюсско-Радомского (1401 г.) и Городельского (1413 г.) договоров. Тридцатые годы XV в. стали трудным экзаменом на аттестат зрелости для формирующейся или едва сформировавшейся рады панов. Несмотря на ее раскол и разлад во время Ошмянского переворота 1432 г., – возвышение Швитригайло, и особенно Казимира, неоспоримо свидетельствовало, что рада панов существует и действует. В структурном отношении это еще был нерегламентированный или слабо регламентированный великокняжеский совет, в ответственные моменты опиравшийся на более широкий круг феодальной элиты, но сама способность сплотиться в дееспособные группировки и умение выдерживать стро- /417/ гую политическую линию свидетельствовали о важном событии: эпизодические сходы стали государственным институтом. В течение XV в. его границы определила сложившаяся иерархия государственных сословных должностей. Рада панов стала органом сословного представительства феодального общества, прежде всего – самих панов. Поскольку Литва имела общего монарха с Польшей, и большую часть времени монарх проводил именно там, внешний стимул ускоренного роста рады панов действовал почти всю вторую половину XV в. Рада панов фактически оставила за собой свободу финансовой деятельности, военной организации, внешней политики, законодательства, т. е. – все важнейшие прерогативы управления государством. Казимир I уже был обязан координировать с ней вопрос об определении преемника, тем самым она приобрела даже прерогативу выбора наследника династии. Разделение прерогатив государственного управления ограничило великокняжескую власть. На рубеже XV–XVI в. Великое княжество Литовское внешне стало сословной монархией, приобретя власть и сословное /418/ представительство лишь для узкого слоя феодальной знати.