это, тогда почему занимаешься этим?
Ответ прост. Когда он думает об отъезде, он расслабляется. Когда он после общается с
Богом, он чувствует себя лучше. Он не сомневается ни в миссии или в вере. А в тяжести стыда его
родителей и давления их ожиданий.
Он идет, с пылающим сердцем, на кухню.
– Пап. Могу я ненадолго взять машину?
Епископ Бразер поднимает обеспокоенный взгляд.
– Ты в порядке?
– Нервничаю, – честно отвечает он. – Я в порядке. Просто…мне нужно съездить на десять
минут в церковь.
Отцу нравится подобный ответ, тот обхватывает его плечо ладонью и сжимает его
солидарным жестом, прежде чем вручить ему ключи.
Себастиан говорит, что хочет поехать в церковь, и едет. Но поворачивает налево, едет
прямо, когда должен повернуть, и в итоге оказывается на грязной дороге с табличкой «ДОСТУП
ЗАПРЕЩЕН». Он паркуется, достает одеяло из багажника и пристально всматривается в синее
небо, пытаясь вспомнить звезды.
Сейчас здесь по– другому. Во– первых, жарко и воздух кишит комарами. Второе отличие –
отсутствие длинного тела рядом с ним – еще более заметное. Он дает себе десять минут, а потом и
двадцать. Он пытается попрощаться с Таннером, но даже когда он закрывает глаза и просит Бога о
правильных словах, о заклинании, которое откроет его сердце, этого не происходит.
Себастиан узнал в туре, что одной из возможностей издаваемого автора являются соцсети.
У него есть аккаунты, но они остаются в большей степени неактивным, частично во избежание
очень сильного искушения.
Он сопротивлялся до сих пор, но лежа на капоте машины, он наконец– то сдается и
открывает Instagram, начиная поиски профиля Мэнни. Пролистав список своих подписчиков, он
находит, что ищет: таннбаннспасибомужик.
Смех вырывается из него.
Аккаунт Таннера не заблокирован, и Себастиан нажимает большим пальцем на
фотографию его профиля, увеличивая ее. Это ужасная идея. Он понимает это. Но когда появляется
лицо Таннера, его сердце, такое ощущение, будто затопляет теплой водой, отталкивая все
остальное в сторону. На фотографии Таннер держит огромный розовый цветок. Он закрывает
половину его лица, но его ресницы кажутся в три раза длиннее. Его глаза светятся, волосы
лохматее, чем было в последний раз, когда он видел его, рот изогнут в необычайно радостную
улыбку.
Instagram Таннера еще более увлекательный, чем ожидал Себастиан: фотография его на
заднем сидении его машины, притворяющимся, будто душит своего отца сзади. Фотография
Хейли,
крепко
спящей
рядом
с
ним
с
надписью,
МНЕ
НУЖНО
АЛИБИ#НИКАКИХСОЖАЛЕНИЙ. Фотография гамбургера, каких– то странных, фальшивых
инопланетян, «Камри» Таннера, припаркованной у тротуара здания под названием «Дикстра Хол»,
а затем – Себастиан едва слышно всхлипывает – снимок улыбающегося Таннера, стоящего в
пустой комнате общежития в футболке Калифорнийского университета.
Большой палец Себастиана зависает над иконкой «нравится». Если он коснется ее, Таннер
увидит. Это будет сильно ужасно? Таннер будет знать, что он думал о нем. Возможно, со
временем, они смогут подписаться друг на друга, поддерживать связь, общаться.
Но вот здесь у Себастиана возникнут проблемы. В его голове это никогда не
останавливается на разговорах. Это идет дальше с телефонными звонками, встречами, поцелуями
и бо́льшим. Потому что даже сейчас, пока люди прибывают в его дом – все они там ради него – он
все равно думает о Таннере.
Через несколько недель он прибудет в Священство Мелхиседеково, а затем пройдет через
Храм, и получит свой дар – а он думает о Таннере. Он пытается представить, как облачается в свое
храмовое белье – то, чего он с нетерпением ожидал всю свою жизнь…
И не может дышать.
Он – гей. Он никогда не будет другим. Сегодня все они ждут от Себастиана его
засвидетельствования и речи, как он полон радости, что его призвали распространять слово Божье
там, куда бы Он ни захотел отправить его, а он даже не знает, вписывается ли еще в Божье слово
или нет.
Что он творит?
***
Когда он входит в дом, во рту скапливается слюна – пахнет едой. Появляется его мать, она
сжимает его в объятиях и дает печенье.
Она выглядит такой счастливой, а Себастиан собирается все разрушить.
Он прочищает горло.
– Привет, ребят, – здесь еще не все, но важные лица уже пришли. Пять улыбающихся лиц
повернуты в его сторону. Фейт натягивает свое платье, гордо распрямляясь, когда он смотрит на
нее. Он вспоминает, каково это быть таким маленьким и наблюдать за кем– то, как они
собираются вскрывать свой конверт.
Сердце раскалывается.
– Вы все так прекрасны сегодня.
Его мать встает рядом с обеденным столом. Ее фартук гласит «ОСТАВАЙСЯ
СПОКОЙНОЙ И СЛУЖИ», и все, о чем он может думать, – о маме Таннера и ее радужном
фартуке, который смущает ее сына, и что Себастиан отдал бы все за родителей, которые
принимают его таким, какой он есть, не смотря ни на что.
– Себастиан? – обращается его мама, ступая на шаг ближе. – Милый, ты в порядке?
Он кивает, но ощущает, как нарастает всхлип в горле.
– Мне жаль. Мне так…так сильно жаль. Но, кажется, я должен поговорить с родителями
наедине несколько минут.
Эпилог.
Я недавно шутил с Отэм по телефону: что не знаю, что хуже, Прово или Лос– Анджелес.
Она не поняла, ну, естественно, потому что живет в идеальной стране чудес Коннектикут, носит
свитера с заплатками на локтях и гольфы. (Это правда; не губите фантазию). ЛА – классный, не
поймите меня неправильно. Просто он большой. Мое детство прошло недалеко от Сан–
Франциско, так что я знаю, что такое большие города, но ЛА совершенно другое дело, а
Калифорнийский университет – город внутри города. Вествуд Виладж – такая густая сеть артерий
и артериол в огромной кровеносной системе ЛА, зажатая между Уилшир и Сансет. Потребовалось
три недели, чтобы я перестал чувствовать, будто тону в городском океане.
Мама, папа и Хейли ехали со мной сюда в августе, как я думаю, самой худшей поездкой в
истории. В разные моменты, я уверен, каждый из нас молился о зомби– апокалипсисе, который
истребит наших родственников. В итоге: Хейли плохо в замкнутых пространствах, папа водит, как
слепой дед, и никто из нас не мог согласиться с музыкой.
Дальше: ориентация прошла, как в тумане. Было много тренингов о том, как не стать
насильником или не умереть от алкогольного отравления, что оба, я думаю, отличные темы для
обсуждения. Мы узнали о почетном кодексе – необычном, хорошо– продуманном пожелании в
сравнении с железобетонным, ужасным пожеланием, навязываемым в УБЯ. Три недели спустя, и
кажется я вообще не вспомню, что там было, потому что, ясное дело, никто не слушал.
Я получил комнату в Дикстра– Холл, что, очевидно, не так уж и плохо, потому что его
отремонтировали несколько лет назад. Но учитывая отсутствие моего предыдущего опыта в этом
вопросе, я могу только сказать, что это общага. Две односпальные кровати, отдельные душевые
для мальчиков и девочек, с длинным рядом душевых у одной стены, и длинным рядом туалетов с
другой. Прачечные. Wi– Fi. Моего соседа, Райкера, можно легко назвать самым диким человеком,
которого я встречал. Как будто вселенная говорила: «Ах, ты хочешь покинуть Прово ради чего–
то более живого? Получай», Плохие новости: он постоянно таскается на вечеринки и от него
вечно несет пивом. Хорошие новости: он редко бывает в комнате.