– Ха-га-га-га-ха-ха!!!!!!!
Агель-Софья быстренько жалобно скрылась за шторою умывальника, а триумфатор Горобец Александрович полез на место иё, под трибун… На сцену сказать выходила уже павой-лебедью вольная молния всей рай-партизанщины прозванная «Гроза и Радуга Оккупации», тройная кузина рай-председателки и смежная дочь Ланового – Лань Злата.
– От свободы-сверкателей нашего партизанского всем движения уполномочена предложить! Батька, смелее лижи… – вовсе нечаянно слившаяся в одно направление фраза подняла вольный лёгкий смешок над несдержаной юностью златоносной ораторки. – Ну вы!!! Перестаньте немедленно гыготать там, в последнем ряду, а не то отзову от вас нашу Олесюшку и бойца-Страмаря – так вы вмиг поскучнеете! Так вот, предложение наше в том, штобы брать оккупацию за грудки и награждать орденами по нашему – за участие, за освобождение и за любовь!!! А не то им домой приходить, дети малые спросят ыз них – де была или там может быть был? Вот тогда напримет сразу будет видно всем на сто вёрст округ наших всем гостей. Скажи мне, Гектор Владимирович, как наш депутат, замаравший – мне отсюда видать! – белу рученьку нашей рай-председателки и моей кузинушке Ладе Синь: имеем мы полномочия на раздачу наград?
«Имеем… Чего ж…», хмыкнул в мягки пушные усы областной депутат Красин, улыбаясь в ответ, целуя меж делом омаранную им трудотерпную рученьку Лады Синь.
В народе вновь приветственно зааплодировали горячим обращениям и громко одобрили поведение чуть задыхающейся в счастье идущем через неё Златы Лань… Через какое-то время полез из-под трибуны весь скомканный Лановой Горобец с промокшим красным лицом и уж сильно распахнутым ртом.
– Га-га-га! Га-га-га-га-га-га!!! – опрокинулось встречь ему-труженнику полное обесчестие.
Безумно вращая вытопыренными зенками, Гор Саныч юрнул за штору на смену отумывавшейся уже и чопорно теперь поджавшей губки на его расхристанный вид умнице-Софьюшке. Лань Злата улыбнулась победно всем и полезла засаживаться под кленовый трибун…
Выступали потом и представитель от малосадовской партизанщины Александр Проймочка, и партизан-бабка села Тапыри Пелагея-Путятишна, и посланник от отдельной партизанской засеки Кроха Матвей Наизгиб, и легендарно-укосная блядь всех районных железных дорог Потриписка Иля Оленьевна, и многие-многие другие представители, да активисты ещё…
Ходил «на славу, да на позор» и Гнат от Аистовых Полётов партизанским известным сектантом. Иван же Васильевич, пребывавший на слёте качеством вольного слушальщика и инициатива-участника, скромно сидел в уголку, дрочил на губу соучастнице своей Аланье Рассветовне и лишь иногда подбрасывал Гнату какое-нибудь нужное или случайное предложение.
А как дело в гору пошло на обед, так проглянуло солнце во всю неба ширь, да на кажно окно! И Вовк-секретарь объявил перерыв заседанию…
В тот перерыв произошёл с Иваном Василичем лёгкий районный конфуз.
Уже с пухлых ушей второпях себе быстро раскуривая самосадову ножку навёрнутую, увязался он за какими-то командирскими ботами, маячившими перед ним над заслуженной в две полосы галифой, да и встрял напрочь – перепутал себе кулуар!
Боты те с галифами оказались пристёгнуты на ярой и активной поклоннице промежбабьей любви Маргарите Косяк, с пристрастием именуемой в нежнодевичьей среде Коськаю Моряком.
– Ой, Василич вошёл! – смехом вспискнул чей-т женщинский голосок. – Василич, здоров заново! Заходи!!!
Иван Васильевич стоял голым царём и озирался пристыженно сквозь нависший над ним бабий смех постороннего туалетного помещения.
– Да ты не журись, мы ж не выебем!! Свойски ссы или хочешь насуй!!! – подымался всё ярее смех в потолок вместе с редкими бабьими струями дыма из культурных цыбарок, и Василич осе́рдился.
– Ну вас нах, девки! Чё тута ржать?! Ну спутал – так што!! Не один свет, где коню шею вязать? Или дырок у вас недоделано, да дефицит?! – Иван Васильевич решительно сунул в зуб самосад и пошёл всей собратой нахальностью до пустующего кругло-очка.
Девки загомонили обрадованно, да забыли об ём через миг. А он добрался до места, пыхнул в нос себе с козьей ноги, вывалил своего ссать чуть не передумавшего от такого огорошения шланга и перевесил его отяжелённою головой в прицел кафель-норы.
– Ты, Василич, не горячись свой вопрос раком гнуть про не нам дефицит!.. – Маргарита Косяк сидела рядом с ним, дуясь в обширную задницу из-под спущенных галифе, и с интересом рассматривала его болтающийся, да всё не приступающий к делу конец. – Дырок тут понаделано стока – с лихвой!.. Было б сунуть чем в дырку ту, да попасть!.. Ты, к примеру, вот ссать собирался, как конь, а чиго же теперь сомневаешься?.. Ссы уже, мне же ведь интересно, поди!..
С зада красной командирки улюлюкнул в подструящийся к ней в меж расставленных ботов ручей оттопырист-катях.
– Прощай, обособившийся радикал! – засмеялась вслед ему раскоряченная над очкой Коська Моряк.
Иван Василич тоже поослабленно хохотнул и тода уже дал струю во всю мочь.
– Ну ты, Василич, и ссать! Моя даже промокла пизда! – в восторженье взвелась товарищка-женолюбивица, и заметила: – А я редко ведь стропалюсь на какой-нибудь хуй!..
– Так может, пока встропалиласа, так и задуем тиб..бе… – Иван Васильевич азартно стряхивал последние капли с конца, чуя, как пребывает в ём сила небесная от всюдубабьего необычь-окружения. – Чего попусту нам тут торчать?
– Я ж иш..що… не того… Не просралася!.. – Маргарита усиленно дулась, стара́я скорей освободить свой проход от тяготных дум.
– Ничего… Не стремис… – Василич поболтал балдою у ней по большому «армейскому» рту. – Раскрой, матросская твоя душа, поширей!.. Пока так войдёт…
Коська Моряк засмоктала с некой задумчивостью на лице над Ивана Василича влезшей ей в ярко-окрашенное отверстие рота вздутой залупой. Иван Васильевич счастливо водил ладонями у неё по щекам.
– Ну, давай!.. Обернись-задерись ужо… – он явственно пукнул с усердием и отодрал искусственно алые губы командирки от вставшего в рост типерь уже своего торчуна.
Та торопливо завелась, становясь в оборот к ыму: «Щас… сподотрусь…».
– Уже некогда! – Иван Васильевич доворотил в один мах хорошо заголёну белую сраку к себе и наставил ей в копец голову. – Стерпишь, Марька, в перделку пробоину?
– Всё ж бы может добрал до пизды?? – в надежде естественной вопросила Маргарита из-под живота. – Ей же тока срала, так и так уж ей перепало усердие!..
– Неча тут горевать! – поставил туго свой клин в напачкатую тёплым смехом иё растревожену дырку Василич. – Чай, типерь ей всего ничего!..
И зачал совать-запыхтел… Туго шло, хорошо, да промазано – Иван Василич покряхтывал на всю уборную, а как влез, так впротяжную бзднул, што все ещё бывшие девы женского полу сызнова над им тута зашлись:
– Василич, беда-в-сарафан, твоя жопа взорвалась назад!
– Шей теперь, латку ставь!!
– Скупи на вермаге шелка – парашют пошей на прорех! Полетишь!!!
Но Иван Василич не слушался более бабьего гоготу, а усиленно пёрся своим в растопыренную разухабистую задницу Маргариты Косяк. Волосатая оторочка иё мехом грела яйца иму, с подмых на командиркину спину плыли круги по гимнастёрошной ткани, а дородная грудь хутбольными баловствами прыгала, отвисши, внизу…
Иван Васильевич сильно стучал худой жопой своею вперёд, в девкины телеса и всё сильней и сильней заходился в восторге, держась, подпруге подобно, за вздёрнутую Маргаритыну портупею. Кода всё уже употелось внизу, промеж ихних двух срак, и кода Коська Моряк принялась не по-бабьи ворчать, да порыкивать от наслаждениев… Василич тихонько заржал сумел-жеребцом и быстро-бойко затряс внутри теской принимающей Марькиной задницы собственной жопою… Маргарита Косяк резво охнула и обмякла в тревожких толчках о зеркальную гладь сортирной стены…