С 1919 года Гитлер считал ошибочным любое позитивное участие в парламентской деятельности и, более того, отвергал его как опасное для независимости НСДАП. «Национальные» политики и известные журналисты приветствовали его путч и твердо поддерживали его, такие высокопоставленные общественно-политические деятели, как Тирпиц и Людендорф, сохраняли контакты с ним и тем самым поднимали его политическую тактику на такой уровень, который был необходим ему и его партии, и не только в финансовом отношении. Например, в ноябре 1923 года Гитлер и его НСДАП, несмотря на катастрофическую инфляцию, имели в своем распоряжении 170 000 золотых марок62, которые не случайно были получены из рук таких именитых покровителей, как, например, принц фон Аренберг, брат фабриканта роялей Бернштейна, известные члены Баварского союза промышленников Генрих Класс и д-р Кулос, сторонники объединения Германии. Говоря о «толстосумах», оказавших финансовую поддержку Гитлеру в ноябре 1923 года, можно, в частности, назвать тайного советника Эмиля Кирдорфа, игравшего значительную роль в лагере сторонников объединения Германии, саксонского фабриканта кружев Мучмана, генерального консула Волга; рии Эдуарда Августа Шаррера и других влиятельных иностранцев, берлинскую компанию «Борзиг-Верке», «Даймлер- Верке» из Берлина и Штутгарта, фабрикантов из Штутгарта и Гейслингера Ремера и Беккера, Филиппа Матеса из Мюнхена и Р. Грундмана из дрезденской фирмы «Братья Клинге», берлинского фабриканта Рихарда Франка («Корн-Франка») 63, а также, далеко не в последнюю очередь, «многочисленных влюбленных в Гитлера женшин»64, представлявших лишь часть «толстосумов», финансово поддерживавших Гитлера до ноября 1923 года.
О том, чего ожидала от Адольфа Гитлера большая часть немецких националистов, поведал праволиберальный политик барон Фридрих фон Биссинг в письме Гитлеру 24 апреля 1923 года: «Глубокоуважаемый г-н Гитлер! То, чего я хотел достичь в 1918/19 году с помощью мюнхенских национал-либералов, и чего не сумел мне тогда дать Штреземан, счастливо сумели выполнить вы на другой основе. Когда я узнал, что ваш путь — более успешный и соответствующий ситуации, я присоединился к вам. Под вашей звездой Германия либо будет жить, либо обречена на гибель. Ваш день должен настать скоро, пока еще не стало слишком поздно! С сердечным почитанием, Ваш барон Фр. В. фон Бис-синг»65. Влиятельный редактор газеты «Мюнхенер Нойестен Нахрихтен» 5 июня 1923 года пригласил Гитлера на частную встречу с Тирпицем66. «Гроссадмирал фон Тирпиц будет здесь завтра утром, — писал журналист и спрашивал: — Не смогли бы вы завтра в 4 часа дня приехать к нам на чай?»67
То, что ведущие члены «прежней» НСДАП во время нахождения Гитлера в тюрьме сделали попытку пойти по пути легальности и принять участие в парламентских выборах, о чем он узнал только после освобождения, могло подорвать его ведущее положение в партии. Также и поэтому он, когда сидел в Ландсберге, был рад беспорядку в «движении». Герман Лобке, работавший в тюрьме над диссертацией и получавший необходимую ему для этого литературу (которую обычно прочитывал и Гитлер), в письме от 29 июля 1924 года писал Адальберту Фольку: «При оценке поведения Гитлера, наряду с совершенно непонятным мне “помешательством на нейтралитете”, надо сказать, что он фактически очень интенсивно работает над своей книгой, о которой весьма много говорит»68.
В тюрьме Гитлер, так же как и на свободе, «управлял» другими69. Здесь он, принужденный государством некоторое время заниматься «постройкой замков из песка» — без видимых для кого-либо последствий — мог играть роль вождя, принимающего быстрые и твердые решения. Его решения, по необходимости, оставались главным образом в области теории. Здесь то, за что он должен был нести ответственность, выглядело иначе, чем это виделось до заключения. В Ландсберге он был «фюрер» («вождь»), не руководивший фактически, а лишь создававший видимость этого: позированием, словами, тщательным наблюдением, оценкой и регистрацией того, что происходило за пределами тюрьмы.
Отрезанный от внешнего мира и принужденный к определенному образцу поведения, Гитлер мог посвятить свое время — в соответствии с его менталитетом и характером — размышлениям, построению собственных теоретических решений и, вновь и вновь, отказу от них, разучиванию поз, и, хотя и в узком кругу ближайших соратников, очаровыванию слушателей своим ораторским даром. Для создания образа «фюрера» ему требовалось демонстрировать свой ореол вождя даже перед теми людьми, которые и без того знали, как он может руководить. Умножая свои ожидания и надежды, эти люди отдавали Гитлеру первенство, подыгрывали ему и придавали чувство уверенности, необходимое ему для самоутверждения в роли вождя. Те, кого доставляли в тюрьму уже после него, сразу же должны были являться к нему с рапортом: «Только я успел осмотреться в своей камере, — рассказывал Ганс Калленбах, член “Ударного отряда Адольф Гитлер”, — как вошел “обвиняемый № 2”, Эмиль Морис70, и передал мне приказ — немедленно явиться и доложить фюреру»71.