18Протокол совещания приведен в: Jacobsen Н.А. 1939–1945. Der zweite Weltkrieg in Chronik und Dokumenten. Darmstadt, 1959. S. 92 f. и Domarus. Bd. II/3. S. 1196 f.
19Cm.: Hitler. S. 147.
20Ebenda. S. 146.
21Hitlers Zweite Buch. S. 120. Наряду с этим аспектом абсолютной автаркии решающую роль в «политике жизненного пространства» Гитлера играло обеспечение военной способности к защите. Но на практике оказалось, что через 15–20 лет после написания книги «Майн Кампф» Гитлер не был в состоянии заселить завоеванное пространство. Требовалось в очень короткое время привести в соответствие численность населения и величину территории. С помощью традиционных политических мер повышения численности это сделать было невозможно, поэтому Гитлер пытался заселять завоеванные восточные территории голландцами и скандинавами, а Генрих Гиммлер предписал отбирать у порабощенного населения не только землю, но и «расово ценных» детей, а Германию превратить в «питомник», в котором рационально использовались бы половые возможности всех мужчин и женщин.
22Письменные показания Ильзе Гесс.
23Гитлер думал, что война нужна для славы, лишь до тех пор, пока он на себе не прочувствовал ее, — он сам часто говорил об этом. Перелом наступил в 1915 году. Его письма с фронта Первой мировой войны (см.: Maser. Hitlers Briefe und Notizen. S. 52 f.) отчетливо показывают, как происходило изменение его отношения к войне.
24В том же духе, незадолго до начала Второй мировой войны он говорил в Касселе: «Вина за войну (1914–1918.— Авт.) неразделимо связана с постановкой целей войны. Ни один народ и ни один режим не начнут войны ради нее самой» («Фёлькишер Беобахтер» от 5 июня 1939). 11 января 1938 года, принимая папского нунция, он сказал: «Мы хотим… со всеми народами и государствами… сотрудничать честно и с полным доверием» («Фёлькишер Беобахтер» от 12 января 1938 года), а в выступлении 30 января 1939 года он заявил: «В эти дни исполняется пять лет с момента заключения нами пакта о ненападении с Польшей. О ценности этого соглашения среди всех настоящих друзей мира сегодня вряд ли имеются разные мнения. Но нужно задать себе вопрос, куда может придти Европа, если это поистине спасительное соглашение сохранится еще на пять лет» (Цит. по: Domarus. Bd. 11/3. S. 1065). Имперский партийный съезд в 1939 году был провозглашен «съездом мира». Но нередко сквозь клятвенные заверения Гитлера в мирных намерениях отчетливо проступали его подлинные мысли. Так, например, он сказал 23 мая 1939 года: «Мы не будем втягиваться в войну, но и не можем не считаться с ней» (Domarus. Bd. П/З. S. 1196). Тот факт, что Гитлер всегда и принципиально хотел войны, еще не означает, что он изначально думал начать ее в 1939 году. То, что он официально называл себя «фюрером и рейхсканцлером», политиком мира, имеет очень мало общего с его истинными представлениями. Подобные заявления всегда служили лишь пропагандистским целям. Часто во время войны он, говоря о своих заверениях в мире по отношению к Англии незадолго до начала польского похода, признавался: «Мне требовалось алиби, прежде всего, перед германским народом, чтобы показать ему, что я сделал все, чтобы сохранить мир» (Цит. по: Domarus. Bd. П/З. S. 1294). Уже 10 ноября 1938 года в секретной речи перед главными редакторами немецких средств информации и другими представителями печати он сказал: «Обстоятельства вынуждали меня десятилетиями говорить почти исключительно о мире. Лишь при продолжительном подчеркивании воли немцев к миру для меня было возможным шаг за шагом отвоевывать для германского народа свободу и дать ему снаряжение, необходимое для выполнения следующего шага. Само собой разумеется, такая длительная пропаганда мира имеет также свою рискованную сторону, потому что она легко может создать то представление в головах людей, что нынешний режим идентифицирует себя с решимостью и волей — при любых обстоятельствах сохранять мир… Необходимость была причиной того, что я годами говорил только о мире. Теперь же надо постепенно поворачивать психологию германского народа и объяснять ему, что есть веши, которые, если их не удается осуществить мирными способами, должны быть выполнены насильственными средствами» (Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte. 6/1958. Н. 2. S. 175 f). Но то, что война началась слишком рано для Гитлера — в 1939 году, когда ему еще не удалось еще раз склонить западные державы к уступкам, видно, например, из его собственных слов, особенно периода до начала войны. В частности, 23 мая 1939 года он говорил перед фельдмаршалом Герингом, гроссадмиралом Редером, генерал-полковником фон Браухичем, генерал-полковником Кейтелем, генерал-полковником Мильхом, генералом артиллерии Гальдером, генералом авиации Боденшатцем, контр-адмиралом Шнивиндтом, полковником Генштаба Ешоннеком, полковником Генштаба Варлимонтом, подполковником Генштаба Шмундтом, капитаном Энгелем, капитаном 3-го ранга Альбрехтом, капитаном фон Беловом, что ожидает войну в 1943/44 году (составленный Шмундтом протокол совещания в рабочем кабинете Гитлера в Имперской канцелярии, приведенный в книге: Jacobsen Н.А. 1939–1945. Der zweite Weltkrieg in Chronik und Dokumenten. Darmstadt, 1959. S. 92 f, а также: Domarus. Bd. II/3. S. 1196 f). В таком же духе Гитлер беседовал с Муссолини, о чем Муссолини пишет в августе 1939 года в письме к Гитлеру. По словам Муссолини: «Во время нашей беседы мы полагали, что начало войны, вероятно, придется на момент после 1942 года, и к этому сроку я, в соответствии с обговоренными нами планами, буду готов к боевым действиям на суше, море и в воздухе» (Kirkpatrick. S. 374). Эти и другие высказывания и действия Гитлера подтверждают, что он ошибочно оценивал международное политическое положение. Сначала Гитлер развязал локальный ограниченный конфликт в Европе, который в конце концов после японского нападения с моря и воздуха на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года превратился в мировую войну.