«При моем внимательном отслеживании всех политических процессов, я особенно интересовался работой пропагандистских служб. В них я видел инструмент, которым с примерной ловкостью овладели как раз социалистическо-марксистские организации и они сумели использовать этот инструмент. При этом я уже рано понял, что правильное применение пропаганды является подлинным искусством, которое для буржуазных партий было и останется, практически, незнакомым. Лишь христианско-социальное движение, особенно во времена Люгера, с определенной виртуозностью использовало этот инструмент и, благодаря нему, достигло очень многих успехов.
Но какой огромный результат может дать правильно примененная пропаганда, видно только во время войны. Жаль, что и здесь приходится изучать опыт другой стороны, потому что у нас в этом отношении успехи более чем скромные. Один лишь полный провал всей германской разведки, который, особенно, бросался в глаза любому солдату, вызвал во мне желание глубоко вникнуть в вопросы пропаганды"54.
Как и вообще при своем изучении литературы, в этой связи Гитлер подчеркивал тот факт, что он «бесконечно много учился», с усердием, о котором он в пропагандистских целях рассуждал: «Впрочем, в головах тех, кто должен был бы честно учиться этому, время бесследно прошло мимо; с одной стороны, они считают себя в этой сфере слишком умными, чтобы учиться чему-то новому, с другой — не имеют достаточно воли для этого». Так, он, отвечая далее на вопрос, также сформулированный в «Майн Кампф», «была ли у нас» во время войны «пропаганда вообще», отвечал: «Нет… Все, что практически делалось в этом направлении, было с самого начала так… фальшиво, что… иногда… приносило вред. Неудачная по форме, психологически фальшивая по существу; выводом из сказанного должно стать внимательное исследование германской военной пропаганды»55.
В этом месте Гитлер начинает восхвалять свое понимание пропаганды56 и методов массового внушения, и становится ясно, какие духовные отцы стоят за его объяснениями. Его вопрос, «к кому… следует обращать пропаганду… — к научной интеллигенции, или к менее образованной массе»57 выдает присутствие на заднем плане Ле Бона и МакДугалла58, — это убедительно показывает его ответ. Пропаганда «всегда должна быть обращена к массе!», говорится в книге Гитлера.«Что касается интеллигенции, или того, что сегодня, к сожалению, часто так называют, то ей нужна не пропаганда, а научное обучение59. А по своему содержанию пропаганда имеет столько же науки, сколько искусство плаката, используемое в пропаганде. Искусство плаката заключается в умении изобразить в форме и цвете то, что привлечет внимание массы. Плакат, призывающий посетить художественную выставку, должен внушить представление о высоком уровне выставки; чем больше это удастся ему, тем выше искусство самого плаката. Плакат должен давать массе представление о значении выставки, но ни в коем случае не быть заменой показываемого на ней искусства. Тот, кто под воздействием плаката захочет познакомиться с самим искусством, должен изучать уже больше, чем плакат, так как для этого никак не достаточно простого “обхода ” выставки. От него надо ожидать, что он после основательного просмотра выставки глубоко погрузится в изучение отдельных работ, постепенно создавая свою обоснованную оценку этих работ»60.
От Ле Бона Гитлер перенял взгляд на массу как на исключительно подверженную влиянию, легковерную и некритичную61 до такой степени, что для нее не существует невероятного62 и она никогда не испытывает потребность в знании правды. Положение МакДугалла о том, что уровень интеллигентности массы определяется не по самым интеллигентным и образованным ее представителям63, и концепция Ле Бона о том, что индивид в массе перестает быть сознательной личностью (и под влиянием преобладающего числа несознательных личностей становится объектом внушения и заражения определенными мыслями и чувствами, направленными в общую строну, и стремлением к непосредственному осуществлению внушенных идей)64, стали для Гитлера решающей предпосылкой как для его истолкования сути пропаганды, так и для оценки массы и каждого человека в массе. И также от Ле Бона Гитлер воспринял представление, что масса рассуждает образами, которые никаким контролирующим органом не проверяются на соответствие действительности. Уже до конца 1923 года Гитлер на своем опыте убедился, что чувства массы, никогда не знающей сомнений и неуверенности65, всегда экзальтированны — как и учил Ле Бон. Как и Ле Бон, Гитлер был убежден, что масса требует иллюзий, от которых она не может отказаться, что нереальное для нее всегда важнее реального и нереальное на нее влияет почти так же сильно, как реальное, отчего в ней нет тенденции искать различия между действительностью и фантастическими видениями66.