«Например, задача пропаганды — не в оценке различных прав, а лишь только в подчеркивании одного права, которое касается слушателей. Ей также не требуется объективно исследовать правду, если последняя нужна другим75, подавая ее массе в доктринерской правильности, а непрерывно служить правде данной аудитории.
Было в корне неправильно говорить о виновнике развязывания войны с той точки зрения, что не только одна Германия ответственна за развязывание этой катастрофы, лучше бы всю вину целиком возложить на противника, даже если это не соответствует действительности.
К чему привела такая половинчатость?
Широкая масса народа состоит не из дипломатов или учителей права, не из разумных и шумных экспертов, а из колеблющихся, как склонные к сомнению и неуверенности дети. Как только собственная пропаганда отдаст лишь каплю прав другой стороне, она этим дает основание сомневаться в собственном праве. Масса не в состоянии будет тогда различить, где кончается несправедливость противника и где начинается наша собственная»76.
О том, как вождь может с успехом завоевать массу, Гитлер также прочитал у Ле Бона, который сформулировал, что это связано с потребностью в подчинении, — одинаковый принцип действует в звериной стае и человеческой массе, в обоих случаях члены стаи (массы) инстинктивно стремятся подчиниться авторитету вожака77. Как и Ле Бон, Гитлер был убежден в том, что масса всегда является покорным стадом78 и не может жить без властелина. Он верил утверждению Ле Бона: масса так сильно нуждается в подчинении, что она инстинктивно подчинится каждому, кто сумеет стать ее вождем. Гитлер всегда подчеркивал и успешно осуществил постулат Ле Бона о том, что каждый, кто хочет стать «вождем», должен произвести сильное впечатление на массу своими личными качествами, в частности — сильной верой (в идею) и силой воли — чтобы вызвать в массе необходимую веру и суметь подчинить ее своей воле79.
Так же, как высказывания о пропаганде, о массе и ее вожде не являются только результатом его собственных размышлений, дело обстоит и с его высказываниями, указаниями и практическими действиями, касающимися «организации»80. В решающей степени на них повлиял МакДугалл81. В 11-й главе 2-го тома, названной «Пропаганда и организация», Гитлер объясняет: «После моего вступления в Германскую рабочую партию я сразу же принял на себя руководство пропагандой. Я считаю эту сферу в данный момент наиболее важной. Сначала это кажется легче, чем ломать голову над организационными вопросами, чем передавать саму идею большому числу людей. Пропаганда должна намного опережать организацию и готовить для последней уже предварительно подготовленный человеческий материал»82. Однако, начиная с 1920, он очень интенсивно думал над организацией «движения» и всегда помнил о «principal conditions» (англ., «главных условиях»), которые МакДугалл в том же году развил в своей книге «Коллективный разум»83.
Глава 4
«МАЙН КАМПФ» КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ ДОКУМЕНТ
Тот, кто нс интересуется историей, тот подобен человеку, не имеющему ушей или глаз.
Формулировка, взятая в качестве названия главы, «’’Майн Кампф” как исторический документ»1, не теряет своей обоснованности, даже если читатель знает, что Гитлер был не историком, а политиком, который задумал написать свою книгу после провала 9 ноября 1923 года перед Фельдхеррнхалле, не в последнюю очередь как защищающую и оправдывающую его. Историческую ценность могут иметь те сообщения Гитлера, где он говорит о своем личном опыте и о том, что в решающей степени повлияло на формирование его характера. В «Майн Кампф» эти вопросы (с учетом ключевых слов раздела «Список персон и терминов в “Майн Кампф”») освещены, в частности, в таких разделах, как: «Юность», «Родители», «Годы учебы и страданий в Вене», «Подсобный рабочий», «Художник», «Мюнхен», «Доброволец в полку Листа», «Революция», «Решение стать политиком», «Начало политической деятельности», «Офицер-учитель», «Германская рабочая партия», «Руководитель пропаганды НСДАП» и «Руководитель всей НСДАП»2.
Нигде в «Майн Кампф» Гитлер не пытался доказать свои утверждения (сформулированные всегда безапелляционно), что имело следствием объявление многих определений Гитлера критически настроенными биографами — просто пропагандистской ложью. Впрочем, многие его формулировки действительно производят такое впечатление, как будто Гитлер повсюду хочет выдвинуть себя самого на первый плантам, где речь идет о достойном упоминания (по его мнению) решении важных вопросов. Так, приводя пока лишь один пример, в связи с его наброском рисунка знамени со свастикой, сделанным им в начале 1920 года, он не назвал имя влиятельного до 1921 года члена DAP и НСДАП, зубного врача д-ра Фридриха Крона3. Он ограничился лишь намеком: «Неплохой эскиз представил также один зубной врач из Штарнберга, который, впрочем, довольно близко подошел к моему»4. Так как периодически появлялись «свидетели», приводившие правдоподобные данные, но отличающиеся отданных Гитлера, то часто очень трудно докопаться до истины. Георг Франц-Биллинг5, говоря о развитии рисунка знамени со свастикой, придерживается более позднего описания Фридриха Крона, которое тот делает со слов бывшего председателя партии Антона Дрекслера6. Гитлер, несомненно, не участвовал в создании рисунка знамени со свастикой. Но в правильности утверждения Гитлера вряд ли можно сомневаться. Еще в Вене до 1913 года (или даже еще раньше, в школьные годы, до 1905 года) он уже набросал эскиз рисунка на обложке книги, где изображалось знамя со свастикой — в том виде, в каком оно с 1920 года, стало обычным для НСДАП. Названием книги, автором которой, как указывалось в рисунке, является «А. Гитлер», должно было стать: «Германская революция»7.