С евреями невозможно договориться, здесь нужно только твердо решать — или-или.
И я решил стать политиком»115.
Этот стилизованный фрагмент ясно показывает, что «Майн Кампф», по большей части, состоит из «запротоколированных» речей Гитлера, с которыми он выступал перед верящими ему. Гитлер аргументировал не так, как Серьезный писатель, а как член право-радикальной организации или боевого союза, говорящий со своими сторонниками на собраниях и за столами для завсегдатаев в кафе. Его формулировки: «пара еврейских юношей», из которых «никто… не был на фронте», вернувшихся на родину через «трипперный лазарет» и развязавших революцию, подошли бы для собрания НСДАП, но в книге они осуждают автора. Очевидно, что Гитлер при этом не замечает, что подобными ярлыками он навлекает на себя подозрение в том, что он либо лжет, либо необычно плохо информирован о настроении населения страны в 1918 году и был слеп, глядя на кажущуюся ему досадной действительность, хотя он находился в госпитале на своей родине и мог легко получать информацию. Слова Гитлера, что он сначала решил сохранить «преданность дому Виттельсбахов»116 в Баварии в качестве надежного противовеса «воле нескольких евреев», и его формулировка, «я не мог себе представить, что даже в Мюнхене это безумие может вырваться наружу», весьма красноречивы.
Уже во второй половине дня 7 ноября 1918 года, тремя днями раньше, чем Гитлер, по его собственным словам, к своему огромному удивлению, узнал от священника в госпитале, что в Германском рейхе бушует революция, социалист журналист Курт Эйснер117 на мюнхенской площади Терезиенвизе почти перед 100 000 человек заявил, что династия Виттельсбахов свергнута, а военный министр Баварии фон Хеллинграт был вынужден признаться министрам, собравшимся перед зданием Военного министерства, в том, что он бессилен и не в состоянии восстановить порядок в Мюнхене118.
Хотя население Баварии не участвовало в революции, и в первую очередь в свержении монархии Виттельсбахов, революция в начале ноября 1918 года стала ожидаемым событием для политически информированных людей. Эмоциональные пассажи Гитлера об известии, настигшем его 10 ноября, кажутся поэтому не заслуживающими доверия. Скорее всего в своем тогдашнем положении (1924/1925 году) из тактических соображений он отказался оттого, чтобы показать детали и взаимосвязи, существовавшие в ноябре 1918 года. Позиция Виттельсбахов, баварских военных, чиновников и населения не могла быть неизвестной Гитлеру. «Уже летом 1918 года кронпринц Руппрехт фон Виттельсбах119 думал о сепаратном мире Баварии и вражеских держав, потому что полагал, что вместе с поражением Германии закончится последняя страница истории двора Виттельсбахов. И когда 3 ноября 1918 года кронпринц Гогенцоллерн120 прибыл в Ставку командующего германскими сухопутными войсками и баварского кронпринца Руппрехта, чтобы просить того подписать обращение к рейхсканцлеру с требованием, чтобы кайзер оставался на троне, то Руппрехт не отважился поддержать эту просьбу. А за день до этого он уже написал в своем военном дневнике: “Бывали времена, когда германские короли совместно обращались к кайзеру, чтобы для достижения перемирия, при отсутствии других способов, для видимости он заявил об отречении от престола”»121.