— Тяните сильнее, — вдруг послышался из-за дверей голос Нины Богдановой. Четко и строго послышался, совсем как давным-давно в школе: «Не списывай и сиди прямо!»
От неожиданности я растерялся, а потом сразу испугался, что вот сейчас увижу Нину…
— Ну! — повторила она, все нажимая на двери изнутри; сквозь замерзшее стекло я даже видел ее нечеткий силуэт.
Я потянул за ручку уже изо всех сил. Дверь дрогнула и медленно стала открываться.
— Доброе утро, Кауров, — так же четко поздоровалась Нина, встретившись со мной глазами.
— Здрасти… — пробормотал я, сразу же отводя взгляд в сторону.
И когда уже вошел в магазин, все не мог посмотреть на Нину, чувствовал только, что она снова идет к прилавку… И тогда уже увидел пустые полки, тусклую коптилку на прилавке и тетю Валю, с той стороны облокотившуюся на него. Больше никого в магазине не было, и тетя Валя говорила Нине:
— Маленькому легко верить, а немцы уже половину России заняли, к Москве вроде подошли… — Она вздохнула горестно, часто-часто покивала головой. — Андреенко третью неделю молчит, сколько человек на голом кусочке хлеба протянуть может?..
Я удивленно мигнул, глядя на нее. Видел тетю Валю каждый день, и всегда она, низенькая и быстрая, деловито двигалась по магазину, говорила резко и отрывисто, будто командовала, строго поджимала губы, и светлые глаза ее энергично поблескивали. А сейчас она точно разом постарела.
— Правильно, у вас горе, — по-своему рассудительно сказала Нина, и голос ее прозвучал особенно отчетливо в стылой тишине пустого магазина. — Правильно, ваших сына и мужа уже не воскресишь, как вы сказали; правильно, немцы подошли к Москве, блокировали Ленинград, ну — и что?! — Она обернулась, коротко глянула на меня, и я сразу, непроизвольно для себя и послушно, утвердительно кивнул ей. — Да ведь фашисты сейчас только того и ждут, что мы сломимся морально, а мы-то им назло и выстоим. Обязательно выстоим! Так, Кауров? — И она опять посмотрела прямо мне в глаза.
— Так… — быстро согласился я.
— Петю у меня убили, — сказала, посмотрев на меня, тетя Валя. — Вчера похоронную получила. На прошлой неделе на Ваню, на мужа, а вчера на Петю, на сына… Как ты думаешь, Пашка, почему это: письма не ходят, а похоронные ходят?.. — И, не слушая моего ответа, так же быстро продолжала: — Получила на Ваню и не поверила: ошибка, думаю. А теперь вот и на Петю…
— Тоже, возможно, ошибка, — ответил я и увидел, как Нина строго покосилась на меня.
— Ты так думаешь? — начиная радоваться, но все еще сомневаясь, спросила тетя Валя.
— Уверен!
— Спасибо на добром слове, Пашенька!.. На базе соевые бобы ждут: как получу, оставлю тебе на карточки.
— Спасибо, тетя Валя.
Она помолчала, пристально рассматривая Нину, потом устало усмехнулась:
— И тебе уж оставлю.
Я решился, глянул на Нину. Так и видно было, как она сейчас борется с собой: поблагодарить ей тетю Валю или нет?.. Наконец она прошептала:
— Спасибо… — И сразу же пошла к двери, а я — за ней.
— Характерец у тебя, девочка, — в спину нам сказала тетя Валя, — Смотри, дров не наломай, чтобы живой остаться.
Мы с Ниной уже толкались в дверь, стараясь открыть ее, и я чувствовал руку Нины, схватившую ручку рядом с моей. Она поморщилась, услышав слова тети Вали, потом все-таки ответила:
— Приму к сведению.
Дверь наконец начала открываться, и клуб морозного воздуха, обжигая лицо, ворвался в магазин.
Мы вышли на улицу. Нина твердо проговорила, прищурившись, глядя мне в глаза:
— Ты утешитель, Кауров… Понял?..
Я поколебался и ответил совсем не то, что надо было:
— Понял…
И тогда она удовлетворенно, будто даже весело улыбнулась, подняла шарф, закрывая лицо, и пошла. А я — опять за ней.
Мы шли по тропинке. Снова, как с мамой, я видел перед собой валенки, только теперь Нинины, и так же, как маму, старался закрывать ее своим телом от ледяного ветра с Невы. Хотелось мне рассказать Нине и про Борю Захарова, и про Пучкова, но на улице под ледяным ветром не поговоришь…
Неожиданно Нина остановилась. Я поднял голову: мы были около сгоревшей «Капли молока».
— Как Татьяна Андреевна и Марфа Кондратьевна? — спросила Нина, с трудом шевеля замерзшими губами.
— Ничего… А твоя мама?
— Ничего. Отец пишет?
— Нет. А твой?
— Тоже нет. Пойдем в школу?
— Да ведь опоздали… — И быстро кивнул: — Хорошо.
— Через полчаса жду у моего дома. — Нина повернулась и пошла дальше, а я — в подворотню сгоревшей «Капли молока», к себе домой.