Приехал обратно. Они трое уже стояли у самых дверей в загс. Я быстро сказал:
— Вы понимаете, получилось как у Чехова: я же отдал паспорт на прописку и до сих пор не взял. Только сейчас вспомнил!..
— Черт знает, что такое! — на всю улицу проговорила Тина. — Это может случиться только с тобой! Ну и растяпа.
Поверила!
Феликс и Дагмара засуетились: это же пустая формальность, бумажка, не имеет значения. Тина сначала хотела ехать за паспортом на дом к управхозу, в наше отделение милиции, но ее кое-как отговорили.
Вернулись к Петуниным. Я и в этот раз почему-то не сказал, что ко мне приехала Аннушка.
В понедельник кончился бюллетень, и я пошел в порт.
Около грейфера на стенке меня уже ждал сварщик. Я приблизительно, на ходу, прикинул и начертил мелом на щеках грейфера два окна:
— Вырежь, будь друг…
Закурил, угостил сварщика — и ушел обратно в техотдел; до того закрутила меня Тина, что даже облегчение конструкции грейфера — такое серьезное, сложное дело — для меня прошло мельком, стороной, я отнесся к нему халатно, спустя рукава.
Вечером зашел к Аннушке, ее не было дома. Тине сказал, что управхоз принимает по четным дням.
Она варила варенье в огромном медном тазу, дала мне попробовать:
— Вкусно? Только чтобы в воскресенье паспорт был.
— Не беспокойся.
Назавтра опять зашел к Аннушке. Она молча стояла у окна.
— Ты что?
Она даже не повернулась ко мне.
— Ничего, — и опять замерла.
В прихожей зазвонил телефон. Ага, все-таки поставили! Какой, интересно, номер?.. Сейчас Тине позвоню! Я подошел, снял трубку:
— Слушаю.
Непривычный глухой голос Вити спросил:
— Кауров? Я звоню со второго причала. Только что из-за перегруза грейфера опрокинулся кран «Старый бурлак». Батавин убит! — И вдруг она дико, страшно крикнула: — Негодяй! Убийца! Вас посадят на десять лет!
Было слышно, как кто-то плакал и успокаивал ее, потом трубку повесили.
Я вернулся в комнату, сел за стол.
— Что с тобой? — спросила Аннушка, подбегая ко мне.
Я лег лицом на стол и сказал:
— Всё, доигрался! По моей вине опрокинулся кран, убит Петр Ильич.
Я заплакал…
10
В приемной, где сидит некрасивая секретарша, по верху выбеленных стен тянется бордюр, намалеванный по трафарету: четыре красных палочки, цветок и опять палочки. Вдоль комнаты цветов было восемьдесят два, поперек — сорок восемь. Палочек должно быть столько же, плюс-минус одна… Да, еще помножить на четыре… Сейчас шесть, начальник порта приедет в восемь, и тогда все решится.
Чье это лицо? Длинное, серое, торчит нос, глаза запали. Чужое лицо; на лбу глубокие морщины, их не было раньше, заострившийся подбородок… А, это на столе секретарши стоит треугольный осколок зеркала, прислоненный, к чернильнице. Перед уходом с работы вчера смотрелась, слюнила пальчик, поправляла бровки, счастливая!
Я прислонился горячим лбом к холодной клеенке дверей в кабинет Зубкова. Скорей бы уж!..
А вчера я лежал лицом на столе и плакал. Аннушка сидела рядом и молчала.
— Павлик, — глухо сказала она вдруг, — знаешь, что я сделала бы на твоем месте? Сейчас же пошла бы в порт!
Я молчал.
Она провела дрожащей рукой по моим волосам.
— Ты ведь как ребенок сейчас… Павлуша, милый. Приди и своими руками начни поднимать кран! Ведь стыдно быть таким! Ведь у нас отец не такой, правда? А ты — как плаксивая баба! — она резко отвернулась.
Я поднял голову и спросил:
— Аннушка, ты будешь ждать меня, если…
Аннушка вздрогнула. Помолчала, справилась — только на щеках выступили красные пятна — и тихонько ответила:
— Буду.
— А если десять лет?
— Хоть двадцать пять.
Я тоже тихонько проговорил:
— Аннушка, прости, пожалуйста, что я тебя мучил. И вообще… и вообще… как мальчишка относился к тебе.
Она глубоко-глубоко, прерывисто вздохнула, но не заплакала. А я вдруг спросил:
— А Тина? Будет она меня ждать?
— Вот ты какой! Ты не об этом думай… Кран нужен порту! — Аннушка помолчала и раздумчиво сказала: — А Тина не будет ждать. Нет.
— Неправда.
— Позвони ей по телефону, если не веришь. У них, конечно, есть телефон? — Она вскочила: — Ой, что я сказала. Не нужно, Павлик!
Я тоже встал, вытер лицо рукавом пиджака, пошел к телефону. Набрал номер Петуниных. Никто не отвечает, неужели нет дома? Неожиданно, сразу устали ноги, пришлось сесть на стул. Аннушка стояла сзади, держась за спинку.