— Я сейчас попробую… С противовеса начнем, Афанасий Васильевич?
— Простудитесь, температура воды девять градусов, — дернул плечом Пулин; он сидел на корточках у борта и опускал в воду градусник.
— С противовеса-то, — будто не слыша его, повторил Власюк. — Он в карманах под площадкой — девять тонн. Чугунные чушки килограммов по пятьдесят.
— Есть и по семьдесят, — своим неприятным, металлическим голосом сказал Дербенев.
Я шагнул на наклонное скользкое железо площадки, ухватился рукой за легко поворачивающееся колесо и ступил в воду. Нога сразу же начала деревенеть. Сжал зубы и стал спускаться ниже.
— Товарищи, надо как-то иначе! — негромко сказал Пулин.
Вот уже вода по пояс, по плечи… Белеет, синеет тело, покрываясь гусиной кожей.
— Пройдите в кабину и посмотрите, сколько чушек осталось в карманах. Быстро-то! — скомандовал Власюк.
Я зажмурился, набрал воздуха и нырнул, больно ударившись плечом. От холода заболело в затылке. Вошел в перевернутую кабину по лежащей внизу крыше ее и торопливо высунул голову над водой.
— Ну? — нетерпеливо спрашивал сверху Власюк.
Все вокруг было необычно, перевернуто, неподвижно, мертво; вода омывала сплетения труб, висели шестерни лебедки… Как в далекой-далекой приключенческой книжке с затопленным кораблем…
— В карманах нет. Под ногами…
От холода сердце сжалось в неподвижный комочек. Глотнул воздуха, нагнулся и поднял тяжелую скользящую чушку. Положил ее на грудь, передохнул. Натужась до боли в висках, высунул в отверстие в стене кабины. Кто-то тотчас же, будто ждал, быстро и легко принял ее. Снова глубоко, всей грудью вздохнул и присел в воде… Чушки разные: эта какая-то треугольная, пройдет ли в отверстие? Прошла… Эта как большой детский кубик. Наверно, из отходов…
— Павел, холодно? — спросила сверху Витя.
«По имени!..»
— Ничего. Ноги только… окостенели…
— Вылезайте, черт с ними совсем! — плаксиво проговорил Пулин. — Водолазов надо вызвать, товарищ Власюк!
Нагнулся снова… Еще… Лучше замерзну до смерти, а все достану!.. Стала кружиться голова.
— Передохните, слышите? Передохните! — говорил кто-то сверху.
Девятая… Десятая… Дрожали руки и ноги.
Не помню, как очутился в каюте шкипера понтона, лежал на кровати. Пулин растирал мне спину и грудь, а Витя, прижимая к моим лязгающим зубам стакан, вливала мне в рот водку. Кто-то предусмотрительно захватил. Обруч, накрепко сжимавший череп, начал ослабевать…
Шкипер понтона, жилистая и худая тетя Феня, горестно подперевшись, смотрела на меня. Вокруг молча стояли ребята и Власюк.
— Не помрет, а? — спрашивала тетя Феня.
Водка в стакане кончилась. Шилов сунул мне в рот кусок колбасы.
— Если в среднем вес одной чушки пятьдесят килограммов, то на девять тонн их сто восемьдесят штук-то… — проговорил Власюк.
— А сколько… я достал? — опросил я.
— Пятнадцать.
— Это убийство, а не работа, — Дербенев поежился, отодвигаясь.
— Надо как-то по-другому! — дернувшись, выкрикнул Пулин. — Водолазов из техучастка управления пути вызвать.
— Водолазов, водолазов — затвердил одно! — не глядя на Пулина, выговорил Власюк. — Уж без вас догадались, еще вчера звонили. У них триста седьмая баржа с сахаром на камень села, спасать надо, ясно?! Водолазов обещают через неделю, не раньше! Водолазов, водолазов-то!
— Что же будем делать? — спросила Витя, обводя всех глазами.
Ей не ответили.
— Не представляю себе, как по-другому их можно достать, — тихонько сказал Власюк. — А с ними — не поднимешь кран, нечего и браться.
— Я сейчас снова… — сказал я и встал.
Витя вдруг чмокнула меня в щеку, усадила за плечи на кровать и, отойдя в угол, стала быстро раздеваться. И еще весело, задорно поглядывала оттуда на всех — наверно, воображала себя героиней. Крикнула:
— Идите принимать! — и выскочила из каюты.
Ушли все. Тетя Феня все стояла около меня.
— У меня такой же сыночек был… Ладный…
Я встал и начал одеваться.
Вышел на палубу покачиваясь. Котченко легко брал будто невесомые чушки, появлявшиеся в дыре, и жалобно басил: