Котченко молчал.
— Страшно! — наконец сказал я.
— Конечно, — быстро согласился Котченко. — Только… ведь расчеты должны точно ответить: можно или нет?
— Саша, а ты как? — спросил я у Дербенева.
— Не знаю, — ответил он. — Опасно… Если только всем следить в оба глаза!..
— Вот-вот! — быстро сказал Шилов. — И потихоньку, по сантиметрику! Все, Степаныч, отвечать будем, если что…
Я все молчал.
Котченко хлопнул меня по плечу:
— Чем быстрее кран поднимем, тем лучше. Понял, Степаныч?
— Хорошо, ребята, — сказал я. — Давайте думать. Только здесь стараться придется всем, я один ничего не сделаю.
Взяли чертежи. Сидели все рядом. Я высчитывал вес узлов. Соображали, в каких местах заводить тросы. Все было очень просто, буднично и даже быстро. Пароход как раз переставлял баржи, и краны были свободны. Покричали им туда, и пароход привел два крана. Я соврал, что поднимать двумя кранами — распоряжение начальника порта.
Машину и котел подняли на понтон легко. Только, выходя из воды, котел задел за площадку, вдруг замер, и кран, поднимавший его, начал клониться, клониться вниз. Я что-то закричал. Громко, до рези в ушах. Но крановщик уже стравил трос, котел повернули ломами, он легко вышел и встал на палубу. Да, когда кран нес по воздуху машину на понтон, она стала выскальзывать из тросов. Крановщик нес ее все быстрее, она скользила, скользила, — я зажмурил глаза и отвернулся. А когда снова открыл их, ребята снимали с машины тросы и смеялись надо мной.
«Начали!» — взмах руки, сильнее — площадка медленно поползла из воды. Вот уже потоки воды сливаются со швеллеров рамы, крутого барабана лебедки, сложного переплетения шестерен. А в голове опять быстро и надоедливо мелькает иллюстрация какой-то детской книжки: «Подъем затонувшего корабля».
Стоп! — пусть сольется лишняя вода.
Тихонько, осторожно, поворот… Еще, сильнее… Несколько длинных, страшных секунд — и понтон заметно ушел в воду: площадка, стукнув колесами, села на рельсы. Я подошел к ней, погладил ладонью мокрое железо… Вокруг стояли ребята, шумные и грязные, как черти. Кто-то протягивал мне папиросы, брюки, китель… У меня дрожали руки, губы, я никак не мог улыбнуться и попасть в брючину ногой. Котченко вдруг схватил и поднял меня в воздух, а ребята быстро натянули на меня штаны. Солнышкин смеялся и громко кричал:
— Одели Степаныча! Как в детском саду!
…Опять по воде били огромными ладошками: пароход вел кран в порт. Я лежал на капитанском мостике, на скамейке, отвернув лицо к спинке ее. Ребята сидели рядом на полу, курили и негромко разговаривали.
Дядя Тимофей, проходя мимо, задел меня, и Шилов тотчас же отрывисто сказал ему:
— Тихо ты, дубина! Степаныч спит, не видишь?..
12
Тина, Тина, любимая моя, как ужасно вышло все у нас с тобой! Я думаю, сто раз передумываю, вспоминаю — и как хочешь, но я прав. Прав!.. Прав, только как же я буду жить без тебя?
Но я не могу иначе. Не могу, как хочешь…
Тогда на пароходе дядя Тимофей вдруг испуганно сказал:
— Чтой-то? Народу-то на стенке!..
Я вскочил, ребята тоже поднялись.
У порталов кранов на стенке стояла толпа. Был виден дергающийся Пулин, рядом с ним стоял Власюк, как всегда вытирал платком шею. Вспыхнули на солнце стекляшки Зубкова.
— Не бойся, Степаныч, — прошептал Солнышкин.
— Степаныч и не боится! — грубо и громко оборвал его Шилов.
Пароход ткнулся бортом о стенку, что-то натужно заскрипело. Двое матросов быстро, заученными движениями, перебросили на берег трап. Все молчали. Будь что будет…
По трапу легко и быстро сбежал Зубков, молча кивнул нам и пошел на понтон с разобранным, поднятым краном.
Как-то боком и не глядя на нас сошел Власюк.
Двигающееся плечо, кривящиеся сухие губы Пулина…
Насмешливо-злорадный глаз Дубовика…
Все молча разглядывали рваные проломы палубы понтона, смятую гармошкой крышу кабины, котел и машину, необычно стоящие в стороне, чудовищно изогнутую стрелу… Кто-то громко, от души вздохнул:
— Какой ужас!
Зубков все молчал. Котченко вдруг положил мне сзади свою тяжелую руку на плечо. Губы у меня прыгали, и их никак было не остановить.
Зубков внимательно посмотрел на меня, на грязных и уставших ребят:
— Всё подняли?
Я только кивнул, Котченко неторопливо сказал сзади:
— Все. Есть список.
— Двумя кранами поднимали? — громко спросил Власюк.
— Зачем двумя?.. — начал Дербенев.