— Мы прямо с работы, — неожиданно послушно и тихо ответил Шилов.
— Два слова — и обратно. — Женщина вышла на улицу, неслышно прикрыла за собой стеклянную дверь.
— Это главврач, Марья Петровна Сотникова! — гордо сообщила девушка, доставая халат.
— Пусть Степаныч идет, — сказал Шилов. — Ты про все там ему скажи.
— Привет передай…
— Когда выйдет, узнай…
Я быстро, кое-как накинул халат и вошел в длинный коридор. Номер один, номер два… Передохнул и тихонько открыл дверь.
— Красноярск! — сказал паренек на кровати справа.
— Нет, Петя, ты заметь: опять на «ка»! — обиженно и громко проговорил старичок на кровати слева.
Петр Ильич лежал у окна и, повернув большую круглую голову на тоненькой цыплячьей, желтой от белой рубашки шее, смотрел на часы в исхудалой руке.
— Тридцать секунд! — тихонько, но задорно сказал он. — Двадцать пять!..
— Сейчас, сейчас… — бормотал старичок.
— Петр Ильич, — сказал паренек справа, — вы следите, он опять сжулит.
— Я? Сжулю? Сопляк! Петя, заметь время: перерыв. Нет, вы слышали?! Петя, скажи ему, он тебя послушает!
— Ладно, ладно, нечего время тянуть, — паренек засмеялся.
Я подошел на цыпочках к кровати Петра Ильича, секунду смотрел на его исхудавшее, страшное, втиснутое глубоко в подушку лицо и вдруг шепотом сказал:
— Петр Ильич, вы простите, что так получилось. Это из-за меня…
— Кто здесь? — испуганно вскрикнул старичок.
Петр Ильич медленно повернул ко мне голову и слабо улыбнулся:
— Павел? Садись, садись… Ну?
— Кран только что привели. Ребята там, внизу…
— Подняли?
— Ага.
— А Витя?
— Я не знаю, я дома не был.
— Подожди…
— Мы сразу все к вам…
Петр Ильич медленно отвернулся, глубоко вздохнул и вдруг беззвучно заплакал.
— Петр Ильич? Сестру позвать?
— Чудак! — прошептал он. — Ведь мне приятно… Даже домой не пошли, а ко мне.
Старичок и парень молчали. Я достал из кармана коробок и начал одну за другой ломать спички.
— Ты извини, это я из-за болезни, ослаб, — негромко проговорил Петр Ильич.
— У нас все в порядке, вы не волнуйтесь. Кран подняли легко. Ребята вам привет… Все время вас вспоминали… Кран через пять дней будет готов. Шилов взял обязательство. Я завтра иду на диспетчерское… Вообще, начал работать…
Петр Ильич часто-часто кивал мне и ласково улыбался.
— Вы кто же будете Петру? — громко и строго спросил меня старичок.
— Это мое начальство, — ответил Петр Ильич.
— Здравствуйте, — тотчас же и с уважением проговорил паренек.
— А Витя завтра же придет, — сказал я Петру Ильичу. — Обязательно. Она молодец!
Он прищурился и негромко, счастливо засмеялся…
— Молодой человек! — Девушка с белой наколкой стояла в дверях.
Я поднялся.
— Я приду. Завтра. Вообще буду приходить.
— Ребятам скажи… спасибо.
Девушка взяла меня под руку и неумолимо повела к дверям.
— Ну, как здоровье? — спросил Шилов, когда я вошел в приемную.
— Ничего… Я забыл спросить про здоровье.
— Так, — сказал Шилов, разглядывая меня.
— Вообще… выглядит плохо, но бодрится. Вы знаете, ребята, он был так рад, что мы сразу пришли к нему, что даже… заплакал.
— Что ты! — испуганно проговорила Смородина, хватая меня за руку.
— Тогда дело плохо, — раздумчиво сказал Шилов. — Подождите-ка, я сейчас.
Он быстро шагнул в коридор и вошел в палату. Девушка с халатом в руках побежала за ним.
Через минуту она почти под руки вывела Шилова обратно. Он молчал. Вышли на улицу и остановились.
— Ну? — нетерпеливо спросила Смородина.
Шилов помолчал еще и подчеркнуто равнодушным голосом ответил:
— Нет, чего он будет плакать: не женщина!
— Степаныч, наверно перепутал: это он сам плакал, — Смородина засмеялась.
— Брось, Стешь, — как обычно, остановил ее Котченко.
— Это точно, Петр Ильич не мог плакать, — после долгого раздумья сказал Дербенев.
Вот и угол. Здесь надо сворачивать, если идти к Тине. Идти или нет? Выспался бы дома. Завтра встал пораньше и — в порт. Конечно идти, ведь два дня не видел ее. И даже не звонил! Я остановился.
— Ты разве не домой? — спросил Шилов, тоже останавливаясь.
— Нет…
Все молча смотрели на меня. Я покраснел.
— Тебя дома Аннушка ждет, — сказала Смородина. — Она даже в порт приходила…
— Ну, до завтра, — я быстро пошел через улицу.
Нехорошо вышло, не по-дружески! А ведь столько всего пережили вместе за эти два дня. Почему это всегда все, что связано с Тиной, выходит плохо для других? Чем-нибудь да плохо…