— А?.. Здравствуйте, милости просим!..
Я не подал ему руки.
— Ваньку валяете, — сказал я. — Кран стоит, а вы — «с трех часов»! А ну — инжектор сюда! Мигом!
— Так, так! — неожиданно спокойно, даже неторопливо проговорил он, рассматривая меня. — Это вы — экземпляр? Да? — он засмеялся.
Я подбежал к телефону, схватил трубку.
— Седьмой, — безразлично, в нос проговорила телефонистка.
— Начальник порта!
— Ну зачем же?.. — начал лысый, берясь за трубку рукой.
— Терентий Петрович, это Кауров, здравствуйте. Извините, что беспокою вас, но здесь на складе такой формализм… Еще вчера хотели получить…
Я быстро и бестолково рассказал про инжектор.
— Да ты не горячись так, чудак, — спокойно сказал Зубков. — Ну-ка, дай завскладом сюда.
Завскладом Зайцев согласно кивал вспотевшей лысиной. Осторожненько, как стеклянную, положил трубку обратно на рычаги, секунду смотрел на меня потемневшими глазами.
— А вы горячий! — недобро улыбнувшись, наконец произнес он и отвернулся. — Давайте ваши бумаги, берите инжектор.
Ермолова торопливо протянула ему смятый листок. Вышли из склада. Ермолова несла инжектор, как ребенка, бережно прижимая к груди. У второго причала остановились:
— К нам когда приедете?
— Вот кран пустим…
— Может, вам постирать что надо?
Я покраснел:
— Что вы, честное слово?! Ко мне сестра приехала.
Перед диспетчерским в приемной, у некрасивой секретарши, было, как всегда, шумно и нервно. Опять над кем-то смеялись: «Быть тебе голым в Африке», кто-то торговался из-за барж и пассажироперевозок, кто-то напоследок, торопливо затягиваясь, курил… Мы с Шиловым стояли в сторонке, на нас оглядывались. На стенке, в большой витрине под стеклом, уже висел приказ о благодарности за быстрый подъем крана. Его читали. Кто-то сказал мне:
— Привет, Степаныч! — и почему-то засмеялся.
Я поправил китель, застегнулся на все пуговицы.
Снегирев вошел, запросто здороваясь со всеми за руку. Каждый раз извинялся, что грязная рука. Улыбался и шутил, только один раз его глаза настороженно метнулись в нашу сторону.
— Он хороший мастер? — спросил я Шилова.
— Когда-то был хороший, а теперь старой славой живет. Как это ты его сюда вытащил?
— Его секретарша вызвала. Я ей соврал, что это Зубков распорядился.
— Правильно! — Шилов кивнул.
Вышел из своего кабинета Власюк. Поздоровался со всеми. Потом подошел к нам с Шиловым и тоже протянул руку.
В кабинете Зубкова мы с Шиловым сели на диван рядом с Власюком. Зубков что-то писал, подняв одно плечо выше другого. Ежик, пенсне… Так же неожиданно, как и в прошлый раз, вызвал:
— Кошкин.
Кошкин торопливо встал, покраснел, испуганно моргая глазками. Кошкин ли это, который сидит у себя в кабинете?
Когда он кончил, я спросил Зубкова:
— Я не знаю, вопросы разрешается задавать? — и с ужасом почувствовал, что неудержимо и так же глупо, как Кошкин, краснею сам под взглядами всех.
Зубков кивнул.
— Скажите, — спросил я у Кошкина, — что делал буксир «Пирогов» от восьми до девяти утра?
— Был на приколе. Работы не было.
— Под парами?
— Конечно.
— Больше вопросов, не имею.
Зубков, а за ним и все заулыбались, глядя на меня.
— Чего ж краснеешь-то! — обиженно прошептал мне Шилов и ткнул меня кулаком в бок.
Я окончательно побагровел.
Диспетчер погрузработ Сысоев одинаково, как обо всем другом, доложил, что один плавкран всю ночь простоял, а у другого, портального, не было крановщика. Он говорил еще что-то, но я уже не слушал…
Зубков помолчал, что-то записывая, потом поднял голову и опять улыбнулся, глядя на меня:
— Ну, крановый бог Степаныч! Давай ответ.
Опять все заулыбались, я вскочил; от резкого движения Шилов и Власюк покачнулись, схватились руками за края дивана; кто-то прыснул. Я знал, что выгляжу как студент на экзамене… Ну, все равно!
— Плавкран стоял: инжектор вышел из строя, — и голос у меня был даже какой-то хриплый.
— Знает! — удовлетворенно и громко проговорил Зубков.
— Это вина завскладом: хотели вчера получить инжектор, у него был склад закрыт. Сегодня с трех… Это что же такое?! — неожиданно для самого себя громко спросил я. — У нас навигация, а у него — приемные часы, как в загсе!
Стало тихо. Кто-то, не удержавшись, громким шепотом произнес:
— Ишь ты!
Зубков с интересом смотрел на меня; Власюк до отказа повернул ко мне побелевшую от усилия шею.