В кабине крана Дубовик сидел на корточках перед контроллером и что-то делал с ним.
— Вот! — тотчас же сказала Витя. — И только потому, что не захотели кланяться ему в ножки.
— Что с краном? — спросил я.
— Не видите?
— Нет, не вижу.
— Пальцы контроллера чищу, если не видите.
— Прошу отложить это до ночной смены. Барж, я вам уже говорил, ночью не будет. Кстати, Котченко вчера пальцы чистил. Так, Вася?
— Чистил.
Дубовик поднялся, протяжно произнес:
— Иэ-эх!.. — и со всего размаху шмякнул комок обтирки об пол.
Я не удержался:
— Работать над собой приходится, работать! Ничего не поделаешь, Сидор Дмитрич.
Смородина захохотала.
В одну из следующих ночей случилась авария: на кране Смородиной не включался поворот стрелы. Мы возились часа два, а баржа в это время стояла. Я вспомнил чуть не весь учебник «Электрооборудование кранов», перепробовал все, что знал… Смородина молчала, не глядя мне в глаза. В это время на кран поднялся Дубовик.
— Его ни за что не спрашивай, имей гордость! — быстро шепнула мне Смородина, но я сразу же сказал ему:
— Вот не знаю, в чем дело. Приходится вас спросить, Сидор Дмитрич… Баржа ведь стоит!
Он мельком взглянул на контактор, улыбнулся:
— А где уж мне, если вы не знаете! — и медленно пошел с крана.
— Знает! — Смородина выругалась.
Только к утру нашли: кто-то подключил к контактору ограничители вылета стрелы.
— Дубовик? — Смородина выпрямилась, откидывая с лица тыльной, чистой стороной руки волосы.
— Нет, не думаю, уж очень грубо. Случайность, наверно.
— А ты, Степаныч, ничего, упорный! — Она громко засмеялась: — Иди, иди, мойся.
Когда я спустился с крана, по стенке шли Зубков и Петр Ильич. Я подробно рассказал, в чем было дело. Петр Ильич раздумчиво спросил:
— А что, если заменить Дубовика Котченко? Надо же как-то человека воспитывать.
Зубков повернулся ко мне:
— Ну, крановый бог, решай. С тебя спрос!
— Ладно, — сказал я. — Через несколько дней отвечу.
Я бы мог, конечно, сразу сказать, в чем дело, но получилось бы опять несолидно, по-мальчишески. И, кроме этого, хотелось последнего, неопровержимого доказательства…
Два дня непрерывно угощал ирисками смешливую Зою из расчетной группы бухгалтерии, обещал сходить с ней в кино, и наконец нашел: Дубовик выписывал себе наряды как крановщику. Это еще полбеды, — когда мы с Зоей подняли журнал флота, три наряда оказались вымышленными, указанных барж в это время в порту не было.
В конце недели Зубков подписал приказ. Котченко согласился сразу, только просил помогать. Долго пришлось уговаривать Смородину: она боялась, что Вася, став механиком, будет меньше зарабатывать.
15
Как-то часов в восемь вечера я вышел на улицу из проходной порта и вдруг услышал удивительно знакомое, негромкое:
— Павлик…
Я обернулся и вздрогнул: сбоку, на мостках у забора, стояла Тина… Ярко-зеленая жакетка-распашонка и маленькая изящная шляпка с длинным, чуть колышущимся золотистым пером. Я сразу забыл, что она разрешила Феликсу целовать себя, что тогда не ушла со мной… Обнял и прижался к ее губам.
— Спасибо, что пришла! Я так ждал тебя…
— И я! — чуть слышно выдохнула она.
— Ой! — вспомнил я, — не перепачкать бы тебя!
Она зорко оглядела мой старый китель, мятые брюки в масляных пятнах, грязные руки…
— Все… по-старому? — и засмеялась. — День и ночь на производстве?
— Ага.
— А суд?
— Какой? А… пока ничего.
— Пока?
— Пока.
Она еще чуть-чуть отодвинулась, все вглядываясь в меня.
— Я все видел. С дерева. Как Феликс тебя…
— Видел?
— Степаныч? — Витя неожиданно дернула меня сзади за рукав, вдруг заметила Тину и на секунду замолчала, прищурившись и разглядывая ее. Сбоку подошли Смородина и Котченко. Я почему-то не решился знакомить ребят с Тиной.
— Простите, у нас дела рабочие, вам будет неинтересно! — Витя все пристально, в упор рассматривала Тину.
Смородина тоже неприязненно оглядела Тину с ног до головы и вдруг прижалась к Котченко. Он обнял ее за плечи своей ручищей, удивленно и чуть брезгливо разглядывая длинное перо на шляпе Тины… И я неожиданно понял, как странно выглядит Тина среди нас! И по одежде, и по всему… И еще этот ее подчеркнуто независимый, высокомерный вид… Чувствуя, что краснею, я торопливо пробормотал:
— Ты подожди, пожалуйста, минутку…
Тина с холодным, невозмутимым лицом — только едва заметно и часто-часто дрожал подбородок — медленно повернулась и пошла. Свернула за угол — ребята все смотрели ей вслед.