— Выкупаемся? — спросил Виктор и поглядел на меня.
Я кивнула поспешно и почувствовала, как снова на миг сжалось сердце, — в глазах его был какой-то стеклянный, непроницаемый блеск, точно за ними ничего нет, как у манекена или куклы. Неужели он уже успел забыть решительно все, что произошло всего два часа назад в классе?
— Слушай, — спросила я, — а почему ты вылил воду на голову Людочке?
Он сначала поглядел на мои ноги, еле прикрытые коротким подолом платья, — я даже покраснела, — потом слегка усмехнулся.
— Ну, не знаю… Пить-то Кусикова не могла, а чего мне было с водой делать?
Он встал, выбросил окурок через парапет набережной, взял меня за руку, и мы пошли к мосту через Невку.
— Вот черт! — снова искренне огорчился он. — А в чем же ты купаться-то будешь? Может, попросить тебе у кого-нибудь купальник?
— Чужой противно надевать.
— Да, это верно, — он даже остановился, напряженно размышляя.
— Может, один выкупаешься, а я посижу? — предложила я.
— Так вдвоем же веселее!
— Да и вода еще холодная.
— Ну, это ерунда, здоровье у тебя нормальное. Деньги у тебя есть?
Если уж Виктору чего хочется, он себе в этом не откажет.
— Есть сколько-то.
— Ну, и у меня пятерка: купим вон в том ларьке какую-нибудь дрянь, выкупаемся и выкинем.
— Ладно, — вздохнула я, не выдержала, добавила: — С тобой не пропадешь.
— А ты думала!
Мне почему-то вспомнились есенинские стихи: «Ты меня не любишь, не жалеешь, разве я немножко не красив?..» Вот и красива я, все девчонки в школе завидуют, а трудно рассчитывать мне на простую человеческую жалость и понимание со стороны Виктора. Жестокий он. Неужели действительно у нас с ним уже все кончилось?
— Слушай, а вдруг я сейчас утону? — спросила я его.
— Ты-то? Не смеши! Плаваешь не хуже меня.
— Ну мало ли… Несчастье какое, судорога, инфаркт…
— А я-то зачем? Вытащу, не трусь.
Вот и этого он не понимает или делает вид, что не понимает. Совсем плохо мое дело, совсем!
— Ну ладно, давай купим вон в том ларьке какую-нибудь дрянь, — сказала я. — Выкупаемся и выкинем.
— Вот так-то лучше, — Виктор снова заулыбался.
Интересно, а Хлестаков, к примеру, обладал способностью по-человечески, всерьез и надолго огорчаться? Кажется, это было несвойственно уважаемому Ивану Александровичу. Вот и у моего Виктора Александровича легкость в мыслях необыкновенная.
Около ларька под широким полотняным тентом никого не было, за прилавком сидела пожилая женщина, читала книгу, сдвинув большие очки на самый кончик носа.
— Товарищ продавец, — насмешливо-официально сказал ей Виктор, — подберите, пожалуйста, моей красавице какой-нибудь купальничек подешевле.
Женщина медленно подняла голову от книги и поглядела на Виктора. Сначала лицо ее было отрешенно-задумчивым. Глядя поверх очков, она перевела глаза с Виктора на меня, и вдруг лицо ее ласково и добро заулыбалось, покрылось частыми морщинками. Это было привычно мне: почти все вот так с удовольствием глядели на нас с Виктором, когда мы были вместе. Потом удивленно мигнула, будто только сейчас расслышала слова Виктора, спросила негромко:
— Зачем же подешевле, она и действительно красавица!
— Для однократного пользования, — просто пояснил ей Виктор. — Выкупаемся и выбросим.
Женщина перестала улыбаться, лицо ее как-то отвердело, сделалось сердитым, почти злым. Не оборачиваясь, она протянула руку себе за спину, взяла с полки какой-то пестрый купальник, бросила его на прилавок перед нами, заговорила возмущенно:
— Вот она, нынешняя молодежь! Ни вещам, ни людям, ни жизни, ни себе цену не знают! «Выкупаемся и выбросим!..» Привыкли готовенькое получать, все у вас в жизни для однократного пользования. Что было до вас, что будет после вас — вам наплевать! Кукушки вы, а не лебеди, прохожие гости Земли!
— А вы интеллектуалка, тетенька! — ничуть не смущаясь, ответил Виктор. — Спасибо за ликбез.
И, не глядя на купальник, бросил на прилавок деньги. У меня от смущения горели уши.
Как она сразу поняла Виктора! Я почти полгода с ним знакома и только теперь начинаю все это видеть в нем. Мне стало нестерпимо стыдно, я схватила купальник, побежала в кабинку переодеваться. Купальник неожиданно оказался впору мне, и я поняла, что не выброшу его. Когда вышла из кабинки, неся в руках вещи и портфель, Виктор в одних трусах стоял около скамейки, курил, улыбался, глядя на солнце. Стройным, мускулистым, уже красиво загоревшим и сильным был он. Вещи его, сложенные аккуратно, лежали на скамейке. Боковым зрением увидела, что две девушки шепчутся, глядя на него.