Полежала еще, полежала, все пряча голову, под подушку по-страусиному, и чуть не задохнулась, стащила ее с головы. Стены в нашем доме толстые, поэтому я слышала только грудной сильный голос Маргариты Сергеевны, а слов разобрать не могла; она будто настойчиво вбивала мне в самый затылок: «Бу-бу-бу!..» И я пластом лежала на кровати, не в силах шевельнуть ни рукой ни ногой. Ощущение было таким, точно по мне неторопливо и уверенно прокатился тяжеленный каток, сровняв меня с асфальтом. Чтобы Маргарита Сергеевна могла шествовать по мне!..
Тут я неожиданно увидела в зеркале шкафа, что сижу, оказывается, уже на кровати… Ну, делать нечего, надо начинать налаживать отношения с Маргаритой Сергеевной. А вот интересно, если я сейчас не выйду из комнаты, позовет она меня сама? Должна, ведь за этим же она и пришла, чтобы меня дополнительно проверить, опасна я или нет для ее Игорешки?! Да и что у нас с ним вчера было, почему он так поздно вернулся? Получается, не очень-то она доверяет своему сыну — может, просто потому, что никому вообще не доверяет?..
Встала с кровати, причесалась заново, поразглядывала себя в зеркале: «Ничего, Анка, выглядишь, не тушуйся, будущая невестка-слесарь!..» За стеной теперь было тихо, и вначале я чуть не кинулась в двери, засуетилась без ума, но потом все-таки сдержалась. Пришлось, правду сказать, сесть и для надежности ухватиться обеими руками за стол: теперь требовался бульдозер, чтобы сдвинуть меня со стула! С другой стороны, Маргарита Сергеевна бульдозеру не уступит.
Заметила время на будильнике, было уже половина одиннадцатого, и решила, что часок-другой повоспитываю в себе волю.
«Бу-бу-бу», — за стеной слышалось теперь редко-редко, но я все сидела на стуле, намертво ухватившись руками за стол, только стала поспешно шептать стихотворение Пушкина:
Дремлю, Александр Сергеевич, что же мне еще-то остается? А ведь и вам, наверно, кроме главного, то есть создания бессмертных стихов, для чего вы и появились на свет белый, приходилось тоже воспитывать волю, учитывая красоту и характер Натальи Николаевны?.. И вдруг я сообразила, что от этого противоборства между мной и Маргаритой Сергеевной может вообще разрушиться наша с Игорем судьба! Даже вскочила, кинулась к дверям, но снова услышала ее грудной голос: «Анна…» И увидела ее глаза, лицо, почувствовала всю ее вальяжность, снова уцепилась за стол, стала считать размеренно, не сводя глаз с часов: «…Двадцать один. Двадцать два. Двадцать три». На будильнике секундной стрелки не было, а минутная стояла, казалось, неподвижно… Пришлось мне даже приложить ухо к циферблату, чтобы удостовериться: будильник ходит.
На часах было уже десять минут двенадцатого, целых сорок минут я воспитывала волю, когда в дверь моей комнаты послышался нервный стук костяшками пальцев. Передохнув прерывисто, я выговорила как можно спокойнее:
— Пожалуйста… — только вот в самом конце слова голос у меня предательски дрогнул, да смотрела я на двери с таким страхом, будто атомная бомба должна в них сейчас влететь!
Но двери неожиданно тихонько приоткрылись, и лицо Маргариты Сергеевны было вежливо-спокойным, хоть и окаменевшим. Она только на миг встретилась со мной глазами, сразу же отвела их.
— Я на минутку… — и ее голос дрогнул, как секунду назад у меня.
Я продолжала неподвижно сидеть на стуле, хоть и понимала, конечно, что это элементарно невежливо. Точно в каком-то оцепенении я оказалась вроде того самого кролика: и понимала, что ей надо было бы предложить сесть, и никак не могла этого сделать. Только машинально подумала, что и сама я сейчас — та же афишная тумба, ничуть не лучше… И сначала услышала свои слова, а потом уж поняла, что это я их произнесла:
— Садитесь, пожалуйста, Маргарита Сергеевна, — и вот когда уж услышала, что я сказала, то встала и подвинула ей стул.
— Спасибо, — она села.
— Пожалуйста, — я тоже села, но уж за стол хвататься не стала, ни к чему мне это было: в груди у меня только оборвалось что-то, и разом я поняла, что, проживи мы с ней бок о бок сто лет, ближе, чем сейчас, все равно не будем.
— Я рада, Анна, что вы так удачно поладили с Дарьей Тихоновной, она мне все рассказала.
— И я рада, что именно она оказалась моей соседкой.
Помолчали.
— В какой-то степени, надеюсь, она сумеет создать вам подобие семьи.
— Может, и настоящую семью.
Помолчали.
— Должна только огорчить вас, что это не надолго: мы будем, видимо, менять ее комнату.