Началось это у меня в одно июньское воскресенье, я всего неделю назад закончила пятый класс. День, помню, был ярким, солнечным и теплым, совсем уже летним, и мы втроем поехали на Острова погулять. Отец надел летнюю белую рубашку, а мама долго причесывалась перед зеркалом, примеряла то одно платье, то другое. И я с радостью впервые надела новое нарядное платье, белое с голубым — мама накануне кончила его шить — и белые лакированные босоножки, потом долго вертелась перед зеркалом. И вдруг попросила маму:
— Сделай мне такую же прическу, как у тебя, а?
Отец терпеливо молчал и курил, сидя за столом, читая газету. А тут с удовольствием посмотрел на меня, улыбнулся и сказал, что рано мне еще так щеголять.
— Ничего, пусть уж наша красавица один день побудет взрослой, — засмеялась мама и позвала меня к зеркалу.
Я села на стул перед ним, а она быстро и ловко своими сильными умелыми руками распустила мне волосы, расчесала их, стала закалывать шпильками волнистые пряди, поднимая их кверху.
— Точно лепестки чайной розы получаются, а? — удивленно и радостно вдруг сказал отец, все так же удовлетворенно улыбаясь.
Я следила в зеркале за мамой, видя и ее, и себя. Мы с ней очень похожи, только волосы у меня чуть потемнее и глаза не голубые, как у мамы, а серые, как у отца. Но ресницы такие же густые и длинные, как у мамы, и нос прямой, с легкой горбинкой, и на румяных щеках ямочки, и рот пухлогубый… Я давно привыкла считать свою маму красавицей, да так говорили и женщины в нашем дворе, и матери моих одноклассников. А тут впервые, когда мама сделала мне эту взрослую прическу, вдруг поняла: а ведь и сама я такая же красивая, как мама, да-да!..
— Ты что, Анка? — тихонько и удивленно спросил меня отец.
Я молча встала и подошла к зеркальному шкафу, а мама остановилась рядом со мной, точно помогая мне сравнить нас обеих и получше разглядеть себя. Ростом тогда я была чуть пониже мамы, но плечи у меня такие же прямые, а ноги хоть и потоньше, чем у мамы, но тоже длинные и стройные, да и короткий подол платья открывал их много выше колен.
— Чего это вы, бабоньки? — насмешливо спросил отец.
— Ну, разглядела наконец-то себя?.. — шепотом от волнения спросила мама, не слушая его.
— Ага!.. — Ощущение счастья было таким неожиданно сильным и горячим, что у меня даже перехватило горло. — Спасибо, что показала, — еле выговорила я.
— Вот так-то, Анка! — громко уже и победно произнесла мама. — Всегда и в любом положении помни, какая ты есть красавица, поняла? — Ее голос даже звенел торжественно. — И знай себе цену, поняла? — Мама осторожно обняла меня, чтобы не испортить прическу, и поцеловала в губы. — Живи да радуйся, Анка! — От волнения у нее даже слезы на глазах сверкнули.
— Анка! — услышала я вдруг строгий голос отца и повернулась к нему: глаза его прищурились, ноздри раздулись. — Все, что тебе сейчас говорила мать, было шуткой, понимаешь? — глуховато и раздельно произнес он, даже пояснил: — Она шутила!
Я мельком глянула на маму. Она уже улыбалась, показывая, что отец прав, — она шутила, но в глазах ее было то же напористое, восхищенное выражение: «Знай себе цену!..»
— Ну?! — снова услышала я непримиримо-строгий голос отца.
Я согласно кивнула ему. Но и тогда чувствовала, кажется, что никогда я уже не позабуду того, что случилось, будто в один миг и сама я, и вся моя жизнь приобрели вдруг новый и небывало значительный смысл! Вот какая, оказывается, я, и чего достойна, и какое счастье ожидает меня, почему же только я раньше-то не могла понять и разглядеть всего этого?
— Хватит! — резко сказал отец и даже встал, отложил газету. — Побыла красавицей, заплетай волосы обратно в косы по-школьному.
Я чуть не заплакала, но вдруг встретилась в зеркале глазами с мамой. И будто за один этот коротенький миг я уже повзрослела на несколько лет: впервые мы с мамой вот именно так смотрели друг на друга! Мама точно говорила мне: «Ну, Анка, ты же знаешь нашего отца, сделай уж, как он велит…» Я чуточку улыбнулась ей, что поняла, дескать, и тоже вдруг сказала отцу так, как ни за что не получилось бы у меня еще и час назад:
— Но ведь красиво?.. — Я все любовалась своей взрослой прической в зеркале, уже как-то по-новому осознанно и окончательно уверясь в собственной красоте: я только что обрела ее, но она теперь навсегда останется со мной, и вся моя жизнь будет поэтому удивительно радостной.
— Не родись красивой, а родись счастливой, — в тон отцу тотчас проговорила мама, но теперь в ее глазах я видела и еще кое-что, чуть ли не противоположное ее же словам.