Дарья Тихоновна ласково улыбнулась:
— Не обижайся, Анка, но ты по молодости лет упрощаешь еще жизнь-то, девочка, — и стала терпеливо, снисходительно к Михаилу Евграфовичу объяснять: — Во-первых, любит он ее, то есть его это женщина.
— Как так — его женщина?
— Понимает умом человек или не понимает того, только каждому по его рассудку, характеру и, прости меня, физиологии есть на свете… Как бы это получше-то сказать?.. Есть на свете особь противоположного пола, которая наиболее полно отвечает его потребностям, пусть и неосознанным, понимаешь?
— Это и есть любовь?
— Нет, настоящая любовь — это еще и духовное сродство двух людей кроме всего остального, в чем они друг другу соответствуют, — милая Дарья Тихоновна даже смущалась, но говорила так же откровенно. — А у старших Тарасовых и привычка, конечно, еще.
— «Привычка свыше нам дана, замена счастию она», — процитировала я.
— Нет, Михаил Евграфович не такой, он человек целенаправленный и сильный в своих устремлениях, поэтому и достиг своего ученого потолка. Я это к тому, что привычка может руководить в жизни людьми вроде меня, тихими и смирными. А у Михаила Евграфовича она не образовалась бы ни за что, если бы не чувствовал он, что Маргарита Сергеевна во всем соответствует ему самому. — И даже повторила: — Во всем соответствует, что он понимает умом и что только бессознательно чувствует. Поняли, в общем, что оба они из одного металла, образовали союз и живут в нем, благоденствуют.
— Но понимают, что жизнь — как погода. Да к тому же — и всего однажды она дается человеку?
— Вот-вот!
И тут я испугалась по-настоящему, когда поняла: буквально на горло себе Игорь наступит, в бараний рог себя скрутит — и родители его охотно помогут ему в этом! — если хоть по малейшему намеку почувствует, что я могу осложнить ему жизнь!.. Даже чай пить перестала, а Дарья Тихоновна, помолчав, снова улыбнулась по-своему ласково, проговорила, стараясь успокоить меня:
— Теперь уж скоро Игорешка придет.
— Почему?
— А к девяти, — и спохватилась, что проговорилась, замолкла испуганно.
— Будто в университет он пошел?.. Ну, для матери?.. — Она кивнула, пряча глаза, а я не вытерпела, сказала: — Вот что, Дарья Тихоновна! В нашей семье никогда лжи не было, понимаете? Никогда мы не врали друг другу даже в мелкой мелочи, понимаете? И пока у нас с вами семья, пока мы с вами двое как один, я прошу вас… Если мало этого, умолять вас буду, чтобы вы никогда, ни единым словом, ни единым молчанием решительно ни в чем не соврали мне!
— Прости, девочка, прости, милая!
И в это время в дверях послышались два коротеньких звонка. Я глянула на часы: так и есть, без пяти минут девять! Вздохнула и пошла открывать, но в прихожей все-таки приостановилась перед зеркалом, поправила прическу, платье. И не сдержалась, заулыбалась до ушей.
И с того дня эти два коротеньких звонка — один вслед за другим — целых три месяца или даже побольше тотчас зажигали счастье в моей душе!
Раскрыла двери — за ними стоял Игорь, и радостно, и вопросительно, и чуть ли не испуганно глядя на меня. В руках у него опять был букет цветов, из-под него высовывалась коробка конфет, но главное-то — в лице его было то же восхищение, с которым он глядел на меня, когда я танцевала перед ним!
— Входи-входи! — От счастья у меня снова сделалось горячо в груди, только я увидела его глаза, лицо, волнистую шапку волос в росинках дождя; я поспешно попятилась в прихожую, опять чуть не запнувшись о порог.
— Доброе утро, Анка, — по-всегдашнему вежливо проговорил он, входя вслед за мной, но лицо-то его так и светилось радостью, с какой он глядел на меня.
— Спасибо! — я взяла у него из рук букет и конфеты, а когда он аккуратно снимал плащ, замоченный дождем, и вешал его, неожиданно для себя спросила: — Не опоздал в университет?
Игорь стоял спиной ко мне, легко и гибко — красиво! — тянулся рукой к вешалке, готовясь повесить плащ, и тут на коротенькую секундочку замер, перестав двигаться… Хоть мне уже и было наплевать, что он ответит сейчас — микроскопической мелочью было это по сравнению с тем, что он пришел, что я снова вижу его! — но машинально я продолжала следить за ним. Я в жизни, повторяю, не видела такого красивого парня до сих пор — только в кино! То есть совершенно безупречно его лицо, а вот уши слегка подвели Игоря: хоть и небольшие они у него, но какие-то напряженно-хрящеватые, не то настороженно, не то упрямо-чутко прижавшиеся к голове, как у собаки в незнакомом месте среди чужих. Игорь знает это, да и у Михаила Евграфовича уши точно такие же, поэтому Игорь всегда закрывает их волосами; а тут уж или быстро шел он, или от встречи со мной слегка забылся, только волосы его чуть сбились, и вот по ушам-то его я и поняла сейчас, что он и расслышал мой вопрос, и даже думает, застыв на секунду, что ему ответить… Хоть объяснить это почти невозможно, но и в дальнейшем я многое понимала именно по его ушам, совершенно неподвижным, конечно. А тогда он, предварительно повесив плащ, обернулся ко мне и посмотрел, улыбаясь, прямо в глаза. Улыбался он и весело, и хитро, и как заговорщик… И, еще не услышав его ответа, я обрадовалась уже от одного этого: у нас с ним появилась общая тайна от Маргариты Сергеевны, и он не скрывает этого от меня; даже больше — приглашает и меня разделить с ним эту тайну, посвящает меня в нее, то есть полностью доверяет мне!