— Не опоздал в университет! — ответил наконец он, а я радостно засмеялась, и он тотчас вслед за мной; и вот мы с ним уже хохотали, глядя друг на друга, хохотали и не могли остановиться.
В нашей семье, повторяю, не было даже в мелочах лжи, а вот сейчас Игорь откровенно сказал мне, что он соврал своей матери, но всегдашнего, уже привычного брезгливого отвращения ко лжи я почему-то не почувствовала. Наоборот, была рада, что он обманул Маргошку и доверил мне свой обман, что у нас с ним появилась общая тайна!
— Цветы и конфеты вчера купил? — все-таки спросила я сквозь хохот; он кивнул так же весело-откровенно, продолжая смеяться; а мне понравилось даже и это, но я опять спросила: — Где же прятал их на ночь?
— В багажнике «Волги».
Мы с ним еще хохотали, когда в прихожую вышла Дарья Тихоновна, поздоровалась с Игорем, тотчас тревожно спросила:
— Как вы там без меня-то?
— Ничего, Дарья Тихоновна, ничего, — еще сквозь смех ответил он.
— Как же с обедом-то? — все беспокоилась она.
— Мама колдует, да мы ведь с отцом в университете едим.
— Сегодня-то успел позавтракать?
— Даже сосиски себе сварил, так что сыт, не беспокойтесь.
— Уходил, они еще спали?
— Да. — Он посмотрел на меня, все улыбаясь: — Поедем, прокатимся? — И так же, как позавчера, помахал ключиком от машины, надетым на палец.
— Да! — повторила я его же ответ, радостно заторопилась: — Только оденусь, — и пошла к себе в комнату.
И пока надевала новый кримпленовый костюм — серый в голубую полоску — и поправляла прическу, все с испугом и удивлением видела в зеркале свое новое лицо: оно бессмысленно-глупо, широко и неудержимо улыбалось… И до того я даже забылась, что прямо без пальто хотела идти на улицу, но Игорь вежливо и заботливо снял его с вешалки, подал мне, точно ничего не заметил.
Вел машину он легко и уверенно-ловко, ничуть не напрягаясь. Я сидела рядом с ним и все улыбалась. Игорь что-то говорил мне иногда, и я отвечала ему, и оба мы чему-то смеялись, а вот о чем именно мы говорили, я не запомнила: мы с ним опять «как в наваждении спали». Ехали себе и ехали, а на одной из улиц Игорь вдруг плавно прижал машину к тротуару, мягко затормозил, потянулся рукой у меня за спиной, открывая заднюю дверцу.
— Доброе утро, — произнес такой же звучный, как у Маргариты Сергеевны, голос, и в машину, пригнув голову в модной шляпке, вошла женщина лет тридцати; странно, но ее хорошенькое лицо совсем, казалось, не портили очки в массивной роговой оправе.
— Доброе утро, — ответила я ей, обернувшись, протягивая руку.
Она сначала уселась сзади, аккуратно подобрав подол красивого и дорогого пальто, — ноги у нее были полными, но стройными и сильными, — а потом пожала мне руку.
— Анка? — Сквозь привычную вежливость в глазах ее, темных и зорких, на миг мелькнуло острое любопытство. — Вера Максимовна, коллега Игоря, — и рука у нее была сильной.
— Наш «кафедральный мотор», — сказал Игорь, после меня пожимая ее руку. — Вадим ждет?
— Надеюсь! — с нажимом ответила она.
Игорь так же легко и плавно, без толчка, тронул машину, и мы поехали дальше, а я разозлилась, что не решилась сказать ей, кто я. Неужели постыдилась, что я простой слесарь?! Покосилась осторожно на Игоря: его лицо уже было сосредоточенно-внимательным, он слушал, что говорила ему Вера Максимовна все так же напористо и четко, как она произнесла: «Надеюсь!» Даже металлические нотки позвякивали в ее звучном голосе. И тогда я успокоилась: ничего не заметил Игорь, и не тревожило его, значит, что я простой слесарь… И вспомнила: «Наш кафедральный мотор». Да, по одному уже ее голосу так и чувствуется, что волевая женщина эта Вера Максимовна, напористая и деятельная, — действительно мотор!.. Обернуться снова и поглядеть на нее я все смущалась, и так помнила, какая цепкая зоркость промелькнула на миг в ее темных глазах. И опять вспомнила, как она сразу же спросила меня: «Анка»? Игорь, значит, уже все рассказал обо мне. Ну что ж, тем лучше! И стала слушать, как она, по-прежнему напористо-четко, командовала: