Тарасовы вежливо попросили меня уточнить это существеннее обстоятельство. Я только повторила, что сразу же разглядела в Вадиме Павловиче хорошего человека, которому никак не оправиться от горя из-за смерти жены, ну, и старалась, как умела, помочь ему в этом.
На этот раз Тарасовы-старшие даже не помолчали после моего ответа, так неожиданно для меня он обрадовал их, а заулыбались, и Михаил Евграфович сказал, что это весьма и весьма редкое качество — умение инстинктивно найти путь к сердцу другого. А Игорь тоже удивленно сказал, что я вообще обладаю даром угадывания и попытался объяснить это моей природной чуткостью, и сказал, что я уже успела сообщить Вадиму о том счастье, которое нас с ним постигло. Реакция Тарасовых — мгновенна, если речь идет о существенном; поэтому взгляды, которые я получила от родителей Игоря, были молниеносны, как укус змеи. В ответ я инстинктивно сжалась, ожидая очередного вопроса-удара, но его опять не последовало.
Вот сейчас вспоминаю я все, что было в мое первое посещение дома Тарасовых, и мне кажется, что это вообще была не я, честное слово!.. А была какая-то испуганная девчонка, растерянная и подавленная, готовая решительно на все, только бы не потерять Игоря!.. И когда Михаил Евграфович и Маргарита Сергеевна, повторно и для взаимоконтроля обменявшись взглядами, повели меня наконец-то показывать их квартиру, от счастья я уже улыбалась до ушей, чуть ли не пела в голос, восторгаясь и расхваливая все подряд!..
Некоторая заминка, правда, вышла опять, когда старшие Тарасовы весьма тактично, но и настойчиво пытались выяснить у меня, как это вообще могло случиться, что я приняла Дарью Тихоновну к себе как родную? Даже деньги у нас с ней — общие… Заминка вышла потому, что я опять не могла вразумительно объяснить этого, все говорила об отвлеченном для Тарасовых: что Дарья Тихоновна — хороший человек, и что трудно ей, и что надо поэтому помочь… Они внимательно следили за мной, а Игорь вдруг сказал обрадованно:
— Да просто Анка такой уж человек!
И родители его улыбнулись, никак не прокомментировав этого обстоятельства.
Затем был завтрак в доме моего будущего супруга. Я, конечно, сразу вызвалась помочь Маргарите Сергеевне на кухне, поскольку Дарья Тихоновна-то отсутствовала, тут же получила передник и встала к плите. И вот когда я умело, как оказалось, поджарила мясо, Маргарита Сергеевна сказала:
— Французы говорят, что умению варить можно научиться, а вот с умением жарить надо родиться.
И только после этого я поняла, что мой экзамен все еще продолжается, но эту часть его я сдала успешно.
Экзаменом для меня был и завтрак, который последовал за этим. Проверялось мое умение держаться за столом, есть и пить, управляться с ножом и вилкой. И его я выдержала. Затем Тарасовы захотели ознакомиться с моим культурным уровнем, и последовал беглый разговор о литературе, театре и музыке. Затем щекотливый и осторожный вопрос, которого я подсознательно давно ждала от них: как это меня может вообще удовлетворять моя работа? И не намерена ли я в будущем учиться?
Еще позже — мой повторный и подробный рассказ о моих родителях, семье и детстве.
После некоторого молчания — возвращение к вопросу о моей работе, но здесь ничего нового я сказать не могла: люблю свою работу — и все!..
Время подвигалось уже к обеду, когда экзаменующие наконец-то сказали, что считают, видимо, приемлемым наше с Игорем нынешнее состояние условной помолвки. А я уже так устала и так мне опротивело все у Тарасовых-старших и они сами, что даже ничего не ответила им, хоть Игорь по-прежнему выразительно сжимал мою руку.
Обед.
Легкое недоумение Тарасовых, что даже сегодня я должна ехать на работу…
Радостно возбужденный Игорь везет меня на работу, а я от невыносимой усталости, будто неделю не спала на очередном монтаже, засыпаю прямо в машине…
11
Прошло всего два года, а мне почему-то и сейчас трудно в точности восстановить тот первый месяц, который принято называть медовым, будто в наваждении я его проспала, по словам той же Дарьи Тихоновны. Да и Игорь тоже. А сразу после этого самого месяца я вообще ничего не могла вспомнить толком, так у меня путались дни и события… Осталось только ощущение горячего и сладкого тумана, отодвинувшего и заслонившего собой все остальное в моей жизни. Единственное, пожалуй, что имело для меня прежнее свое значение, была работа на заводе — вот к ней я относилась по-всегдашнему, трудилась старательно, не пропустив ни дня, ни разу не опоздав на смену. А во всем другом…