Мы с Игорем уже лежали в постели, он обнимал меня и целовал, и говорил мне что-то ласковое, утешительное, а я все не могла перестать плакать…
12
Наутро я опять проснулась раньше Игоря и долго лежала тихонько, в предрассветном сумраке любуясь его удивительно красивым лицом: дневной окаменелости в нем сейчас не было, оно казалось по-детски незащищенным и доверчиво-открытым. Вот всегда бы оно у него было таким!.. Игорь лежал на боку, по-детски уютно свернувшись калачиком, подложив ладонь под щеку, и сладко сопел, смешно надувая во сне красивые губы. Очень мне хотелось, как обычно, погладить нежно кончиком пальца его крылатые брови, да не могла решиться, боясь разбудить его… Только с тихой радостью вдруг поняла: и наш сын будет точно так же доверчиво и незащищенно-сладко сопеть во сне, отдувая губки; и он будет похож на Игоря, но и на меня; и какое же это счастье для любой женщины, и для меня тоже, что у меня будет ребенок!.. И уже улыбалась тихонько, любуясь Игорем и радуясь предстоящему; и боялась шевельнуться, лежа на самом краю постели — Игорь занимал почти всю ее, — чтобы не потревожить его…
Потом даже удивилась, когда снова вспомнила, как же больно обидели меня вчера старшие Тарасовы; а вот прошла всего одна ночь, и Игорь — со мной, и спит он по-родному доверчиво-открыто; и горечь вчерашней смертельной обиды уже будто сгладилась и отошла… Осторожно положила руку под голову, все лежа на самом краю кровати, и продолжала удивляться, чего вообще, спрашивается, я так сильно обиделась вчера на Тарасовых? И почему долго боялась сказать Игорю днем о ребенке? А сказала и даже выскочила из машины, побежала на завод: это ведь не только Игоря, и любого обидело бы, поэтому и не догнал он меня на своей «Волге»… От простой растерянности не догнал, и все. Значит, виноват-то не он, а я сама, мой характер!.. И ведь Игорь поехал домой, не утаил от родителей, что у нас с ним будет ребенок, а честно сказал им об этом; и они все вместе уже в начале первого ночи приехали к заводу, чтобы поздравить меня, и поздравили; и первой завезли домой меня, — какая, спрашивается, у меня была причина для обиды, чтобы реветь и реветь?! Даже испугалась я, когда поняла: а ведь не будь вместе со мной вчера Дарьи Тихоновны, то есть окажись я одна в квартире, ведь не открыла бы двери Игорю, когда он вернулся, отвезя родителей, и долго-долго звонил мне! А он — продолжал звонить в двери, и не уходил, и терпел, и надеялся, что я все-таки открою ему в конце концов… Так кто же, получается, правильнее вел себя вчера, он или я? Вот так-то, бесценная Анна Григорьевна! И что вообще было бы, если бы я не впустила Игоря вчера к себе? К чему бы это привело в дальнейшем, и как бы я мучилась сейчас, лежа одна в кровати, угрызаясь и терзаясь?!
Вдруг услышала, как Дарья Тихоновна прошла тихонько по коридору на кухню, стала возиться там, готовя завтрак, стараясь не греметь посудой… Вот и милой этой старухе многое кажется странным у Тарасовых, но прожила ведь она с ними всю свою жизнь; и не ушла бы, не появись у нее эта комната; да и сейчас еще, возможно, объединится с ними опять, если Тарасовы посчитают нужным это. По-моему, значит, Дарья Тихоновна — дура? Нет, скорей наоборот, и мне самой у нее еще поучиться надо: ведь жизнь-то — не сабельная атака. И как это она сказала мне?.. Да: «Все на белом свете добротой добыто, все ею, милушкой, выстроено!.. Злом да войной душевность в человеке не вырастишь».
Игорешка все сопел сладко, распуская губы, от уютности потерся щекой о ладонь, а я все-таки удержалась и на этот раз, не погладила пальцем его шелковистые брови…
Ну, а если поведение Дарьи Тихоновны не доброта, а тарасовское «жизнь — как погода», и существование ее около Тарасовых — только выбор одежды по погоде?.. И даже усмехнулась: нет, доброту Дарьи Тихоновны ни с чем не перепутаешь, здесь и ухитряться не надо! И не потому ли вообще многое, случается, видит человек неправильно, искаженно, что не подходит к нему с доверчивой и открытой душой, а наперед ухитряется да приглядывается с подозрительностью, как бы чего не вышло? И тихонько, счастливо засмеялась: да ведь Игорь просто не вырос бы таким, если бы его воспитывала одна Маргарита Сергеевна, если бы не на руках Дарьи Тихоновны он рос! То есть кроме всего тарасовского есть в моем Игоре еще что-то главное, что и делает его именно Игорешкой для меня, близким и родным! И это главное вложено в него в первую очередь добротой Дарьи Тихоновны, а не трусливой настороженностью его родителей; и за одну его писаную красоту не полюбила бы я его, вот чем, получается, обязана я этой милой старухе…