И хоть он все еще улыбался, но на скулах и около глаз лицо его начало каменеть.
— В принципе я за, как говорится. Чем мы с тобой, спрашивается, хуже других, у которых есть дети?
— Вот-вот!
— Но позволь уж и мне спросить… — говорил он мягко, и следы улыбки еще были заметны на его лице, но оно уже совсем окаменело.
— Конечно!
— Только не горячись, прошу тебя!
— Да.
— До завершения моей работы и защиты диссертации еще года два, а потом пока ВАК утвердит. И пока у меня — только аспирантская стипендия.
— И моя зарплата.
— Ну, родители, конечно, будут нам помогать…
— Нам хватит своих денег.
— Да?..
— Да!
— Та-ак…
— Опять зеркало подать?.. Ну, а как же я одна, если придется, буду поднимать своего ребенка?
— Честно скажу: представить себе не могу!
Я помолчала, потом вздохнула:
— Ты тоже не обижайся… Вот и кандидатом наук ты скоро будешь, а до этого — и университет ты уже кончил, а обыденной повседневной жизни ты еще не знаешь.
— Правильно, — легко согласился он. — Но о чем это говорит?
— О чем?
— О том, что мои родители так умеют жить, что своему ребенку, то есть мне, они сумели создать и правильное детство, и юность, — и все-таки не удержался: — Что вряд ли сумеет обеспечить своему ребенку мать-одиночка, — и повторил поспешно: — Ты тоже не обижайся: разговор у нас откровенный и о самом серьезном, так?..
— Правильно, — и чуть усмехнулась: — Спрашивай уж…
— Аборты разрешены государством, многие женщины их делают, а почему ты не хочешь? — стремительно сказал он, еще сильнее сжав лежавшие на столе кулаки.
— Разрешены… Только я-то никак не могу решиться… убить своего ребенка.
— Да ведь его еще нет!
— Нет, есть!
— Как это?
— Ну, чувствую я… Даже не физически, а умом, душой, что ли.
— Что же ты чувствуешь, если не секрет?
— Придется мне еще раз попросить тебя: не забывай уж ты, что у нас с тобой разговор сейчас идет откровенный и о самом главном, как ты же сказал, и старайся не мелочиться, оставайся мужчиной!
— Пардон!.. Так что же ты чувствуешь?
— Что у меня будет ребенок.
— Не понимаю!
— Ну, вроде как живой он уже для меня, понимаешь?.. Ну, вроде даже как мы с тобой, хоть он на белый свет еще и не появился, понимаешь?..
— Не сердись, но — нет, не понимаю.
Я помолчала, чувствуя уже опять ту же вязкую усталость, потом пожала плечами:
— Действительно, может, тебе время надо, как мужчине?.. — Но вдруг вспомнила Белова, Патронова, Лешу: да просто невозможен был бы такой разговор с каждым из них, окажись они на месте Игоря! Они были бы просто рады будущему ребенку, как радуется ему каждое живое существо!.. И спросила так мягко, как только могла: — Не кажется тебе наш разговор вообще противоестественным?
— Почему? — И сразу же опять по-преподавательски уверенно сказал: — Разве не наша обязанность серьезно подумать, какую жизнь мы готовим будущему ребенку?
— Что я могу возразить?.. Опять правильно! Ты только скажи мне честно: любишь ты меня?
— Люблю! Ты же знаешь.
— Пусть в наваждении мы с тобой находились, когда… у нас с тобой это случилось, то есть потеряли оба мы головы! Пусть и весь этот медовый месяц как в чаду прожили! Но ты был счастлив?
— Конечно!
— Вот и я!.. А теперь настало время следующего этапа нашей любви, вот и все. Такого же естественного, как и первый, но все той же любви. Может быть, даже более радостного, чем первый! Так уж тысячелетиями жизнь устроена, а ею многократно все проверено-перепроверено и подтверждено, что это правильно, так зачем же нам с тобой ломать этот естественный ход? Только потому, что какой-то период нашей жизни будет чуть потруднее, чем предыдущий? Так это не причина, это, прости меня, просто смешно!
— Так-то оно так…
— А привыкнуть тебе нужно — привыкай. — И не удержалась: — Только так привыкай, чтобы я сама не передумала!
— Ты?.. — Он недоверчиво усмехнулся.
— Я!
— Тогда поясни, что это значит — так привыкай?..
— Естественно привыкай, как это мужчине и будущему отцу положено. — Все-таки усмехнулась! — Если это вообще им положено, привыкать-то?.. — И не удержалась, пояснила: — Ведь дышать человеку не надо привыкать, так?
Что-то новое было сейчас во взгляде Игоря, так он на меня еще никогда не смотрел… И любопытство, но и уважение было сейчас в его глазах; впервые уважение, как к равному. Хоть оно и неспособно было, конечно, прогнать из его глаз всегдашнюю их настороженно-трезвую расчетливость.
— По-твоему, ожидание ребенка, желание иметь его так же естественно для человека, как желание дышать? — удивился он.