Но прежде чем рассмотреть катастрофу, следует понять изменившиеся внутренние условия, на которых было основано правление последних Омейядов, и узнать о духовных и религиозных тенденциях, ставших фоном для подъема новых сил. Уже подчеркивалось, что ислам в первые десятилетия своего существования не призывал к массовому обращению, поскольку государственные финансы напрямую зависели от подушного налога, который платили немусульмане. Выплаты военным производились из этих средств. Тем не менее в добровольном принятии ислама не могло быть отказано, и благочестивые круги, собравшиеся по большей части в Медине и Мекке, все активнее требовали, чтобы обращение в ислам и, значит, спасение для вечной жизни было доступно самым широким массам. Идеологическое и политическое наступление, начавшееся против Византии, работало в том же направлении. Хотя государственные деятели долго пребывали в сомнении относительно привлечения душ для ислама, многие их подданные по собственной инициативе принимали религию победителей, пусть даже из-за финансового гнета подушного налога. Уже говорилось, что, сделав это, они получали статус клиентов, однако, вопреки букве закона, не освобождались от подушного налога, поскольку государство не могло отказаться от столь важного источника дохода. О мотивах, которые привели широчайшие народные массы людей к сравнительно быстрому отказу от христианства и зороастризма, можно только строить догадки. Странно, но почти нет полемических книг, касающихся ислама и других религий, литературы, которая могла в ходе апологий и полемик изобразить отношения между разными религиозными сообществами и дать нам понять, какими были мотивы обращения, о чем люди спорили и какие доктрины вызывали самый острый интерес. Их отсутствие добавляет весомость выводу, уже сделанному на основании других доводов, что среди широких народных масс Сирии, Месопотамии и Персии, а также Северной Африки и Египта мотивы обращения в ислам лишь в незначительной степени являлись религиозными. По сути, в исламе не было ничего особенно притягательного, и основными причинами обращения были экономические – желание избежать лишних налогов, освободиться от всевозможных ограничений и т. д. Этот взгляд подтверждают и многочисленные признаки, проявившиеся в последующие века, – о них мы в рамках этой книги говорить не будем. Существовал, разумеется, и еще один важный фактор, а именно относительная простота исламской доктрины. Она отбросила многие существенные догмы христианства, которые, должно быть, являлись сложными для понимания древним и средневековым человеком (и не только на Востоке). Это Троица, вочеловечивание, вопросы о природе Спасителя. Ислам ничего не знал о таких проблемах. В нем пророк вначале был обычным человеком со всеми человеческими слабостями и грехами. Его превращение в праведное, лучезарное, почти сверхъестественное существо во время упадка Омейядов находилось лишь в начальной стадии. Несомненно, здесь есть связь с обращением христиан и зороастрийцев, которым такие идеи были хорошо знакомы.
В таких обстоятельствах сохранение ранних привилегий арабов, и в особенности их социального статуса военной аристократии, было нетерпимым как с религиозной, так и с политической точки зрения. Число обратившихся в ислам неарабов настолько выросло, что их уже нельзя было полностью исключить из участия в государственной жизни. Тем более что талантливые и обладавшие высокой культурой персы ясно дали понять, что не согласны на подчиненное положение. К тому же они сильно страдали от непрекращающейся вражды между разными арабскими племенами у себя на родине. Их все более активное участие в движениях Алидов определенно являлось признаком этого недовольства. Эти движения сосредоточились в городах Куфа и Басра, где персы постоянно контактировали с арабским элементом и где судьба масс, не имевших никаких привилегий, была наиболее очевидной. Важно, что Иран становился пристанищем хариджизма, сторонники которого могли здесь открыто выражать свои чувства, и их доктрина равенства верующих, независимо от национальности и цвета кожи, пришлась по душе персам, которым режим Омейядов отказывал в таком равенстве. Персы тяготели к обоим этим дивергентным движениям, следовательно, движения должны были стать представителями персидских интересов, чтобы еще сильнее привязать к себе персов. Взаимодействие двух элементов легко предугадать. Так вышло, что эти некогда чисто арабские идеологии, в особенности Shi’ah, постепенно приблизились к персидским концепциям.