Но вместе с тем Карло Гинзбург, как мне кажется, делает и другое. Посредством анализа неповторимого, из ряда вон выходящего случая, он показывает своеобразие крестьянского мышления или, лучше говорить, мышления необразованного человека из народа, который, тем не менее, овладел грамотой и был обуреваем жаждой знаний и жаждой философствовать на базе тех обрывков ученой культуры, которые он так или иначе в себя впитал и столь своеобразно переплавил в свой собственный дискурс. Это исключительный случай, но вместе с тем любопытно и то, что, по-видимому, здесь раскрывается механизм прочтения ученой культуры простолюдином, только прикоснувшимся к грамотности, восприятия ее на основе тех расхожих представлений, которые вполне могли быть принадлежностью более широкого слоя сельского населения. Короче говоря, перед нами тот случай, в котором уникальное может действительно послужить образчиком для приближения к пониманию более распространенного и типического.
Мне кажется, что перед нами действительно существенное направление исторического исследования, которое как бы в капле обнаруживает отражение Вселенной. Но смысл микроисторического подхода ни в коей мере не исчерпывается тем, что он помогает конкретизировать и делать более наглядными микропроцессы. Раскрываемые на микроуровне феномены сохраняют самоценность, они помогают яснее представить реальный хаос «броуновского движения» в истории, где бесчисленные мелкие и однократные факты могут ведь вовсе и не сливаться в более мощные течения на уровне макроистории. Микроистория открывает для историков доступ в те области социальной жизни, которые традиционно оставались вне их поля зрения.
Микроисторическое исследование вводит нас в такой срез действительности, где могут накапливаться различные потенции, которые либо реализуются, либо — возможно, чаще — остаются нереализованными в дальнейшем историческом движении. Иными словами, на уровне микроистории можно разглядеть зародыши альтернативного развития, которые почти все историки оставляют без внимания. Между тем проблема альтернативности в истории, наличия в ней иных возможностей, нежели те, которые осуществились, все чаще вырисовывается в качестве существенной задачи исследования. Это особая тема, но важно не упустить из виду, что она тесно связана, в частности, с микроисторическим анализом. «Неосуществившаяся история» (Ungeschehene Geschichte), дискуссия о которой резко оживилась за последние годы, как кажется, принадлежит к области фантастики. Разумеется, история не знает сослагательного наклонения. Но это утверждение относится прежде всего к историческому процессу в его наиболее общих очертаниях. Как обстоит дело с отдельными событиями, с микропроцессами и в особенности с бесчисленными случайностями, которые, суммируясь, налагают свой отпечаток на «большую историю» и, возможно, способны в какой-то мере изменить ее ход?
Другая тенденция современной исторической мысли — это Begriffsgeschichte, «история понятий», которыми пользуются историки и которыми могли по-своему пользоваться люди прошлого. Самые расхожие, казалось бы, самые обыденные понятия, в содержание которых мы, как правило, к сожалению, не вдумываемся, такие как «общество», «семья», «богатство», «бедность», «власть», «свобода», «право», «личность», «религия», «вера» и многие другие, нуждаются в том, чтобы историк, который ими пользуется и не может не пользоваться, постоянно их обсуждал и проверял на «прочность», на применимость, когда он рассматривает другую эпоху, другую культуру, нежели его собственная. Поэтому все эти понятия должны быть изучены самым внимательным образом на историческом материале.
Мы уже затрагивали такую проблему, как проблема человеческой личности. В какой мере личность, индивидуальность существует, скажем, в эпоху Абеляра или во времена, когда жил Мартен Герр? Вопрос о структуре личности и ее самосознании — это, как я уже старался подчеркнуть в другой связи, один из важнейших и актуальнейших вопросов современного исторического изыскания. Чтобы правильно поставить этот вопрос и подойти к его решению, требуется прежде всего продумать и уточнить, что же мы имеем право называть «личностью», в каком смысле мы употребляем понятие «индивидуальность» применительно к той или иной культуре, к тому или иному этапу развития общества.