Все понятия — и те, которые я назвал, и многие другие — не могут быть взяты нами в абстрактной форме, их надлежит рассматривать в контексте той системы, которая существовала в изучаемый исторический период. История понятий, ориентация на их анализ есть одно из направлений исторической мысли, которое сейчас только начинает осмысляться как важный аспект исторического познания. Даже в тех случаях, когда мы употребляем, казалось бы, такие простые понятия, как «деревня», «община», «крестьянин» применительно к эпохе раннего Средневековья, не задумываясь над их конкретно-историческим содержанием, то — и об этом неоднократно свидетельствует длительная практика историографии — исследователей подстерегают ошибки, которые, накапливаясь, приводят к нарушению исторической перспективы. Не вдаваясь здесь в подробности, можно утверждать: до XI–XII вв. на Западе еще не существовало — по крайней мере, в развитом виде — ни деревни, ни сельской общины, ни крестьянства в том смысле, в каком историки применяют эти понятия для последующей эпохи. За этими элементарными, на первый взгляд, понятиями, кроется масса сложностей, и здесь возникает немало проблем как социально-исторического, так и ментального плана.
Я не намерен сейчас продолжать перечень направлений исторического исследования, которые сделались актуальными в последнее время. Но мне хотелось бы подчеркнуть, что одной из наиболее характерных черт исторической мысли конца XX в. является возрастающая саморефлексия историка. Мы не можем не задумываться над интеллектуальными предпосылками наших исследований, которые вольно или невольно определяют как применяемые нами методы, так и формы и структуру наших построений. Нашей мыслью движут некие самые общие предпосылки, которые мы далеко не всегда склонны и способны критически проанализировать и оценить.
Я ограничусь только одним примером. Определяя, что такое история, обычно подчеркивают: история — это движение, процесс непрерывного развития. Казалось бы, правильно, но для того, чтобы это утверждение было вполне верным и обоснованным, т. е. опирающимся на конкретные знания, нужно иметь в виду, что не менее существенным фактором истории была статика. Пока историки концентрировали свое внимание на истории Европы, в их сознании доминировала идея эволюции, поступательного развития, смены различных социальных и политических образований. Естественно, что история мыслилась как динамический процесс. Но когда бок о бок с историей стран Запада сложились такие направления, как этнология и социокультурная антропология, изучающие жизнь традиционных обществ, видение истории не могло не измениться. В «холодных» обществах нет ощущения постоянной изменчивости и динамизма, в сознании принадлежащих к ним людей доминирует «миф о вечном возвращении». Эти общества, как правило, воспроизводят себя на прежней основе, они малоподвижны, и их функционирование скорее можно описать в терминах гомеостаза, консервации «изначальных» структур, нежели динамики. Тип развития Европы оказался не правилом, а исключением. Но в таком случае и в самой истории Европы, вероятно, следовало бы обращать внимание не только на эволюцию, но и на состояния равновесия и неизменности. Я имею в виду как прерывность исторического развития, в ходе которого возможно изменение его темпов, так и многоуровневость самого этого исторического движения. Дело в том, что в одну и ту же эпоху в разных пластах социально-исторического процесса приходится констатировать разные формы протекания времени. На это обстоятельство со всей определенностью указывал Ф. Бродель, отмечавший существенное различие между «временем большой длительности», характерным для уровней экологии и экономики, временем социальных изменений и «нервным, коротким временем» политических событий. Время большой длительности (la longue durée) — это время малоподвижное, связанное скорее со статическими состояниями, нежели с теми динамическими процессами, которые обычно прежде всего привлекают мысль историков. Под поверхностью быстрых политических изменений подчас скрываются менее заметные стабильные структуры. Старые модели поведения, казалось бы, преодоленные новым развитием, могут вновь и вновь обнаруживаться на последующих стадиях истории. Исследователи едва ли вправе упускать из виду эту диалектику исторического развития, его неподвластность линейной, векторной эволюции, его своеобразие и многоуровневость в каждый данный период.