«Апория» исторического знания, констатируемая Г.С. Кнабе, действительно имеет место. Для ее преодоления, хотя бы частичного, современными историками выработаны такие подходы к источникам, которые присущи определенным направлениям исторического исследования.
Я позволю себе обратить внимание высокочтимого коллеги на такие направления современного научного поиска, как «история повседневной жизни», «история частной жизни». Достаточно упомянуть «Histoire de la vie privée», изданную в 80-е годы под редакцией Ф. Арьеса и Ж. Дюби, или серию «Medium Aevum Quotidianum», публикуемую австрийскими учеными и насчитывающую уже несколько десятков выпусков. Ученые, работающие в рамках указанных направлений, сосредоточиваются не на глобальных социальных, экономических и политических процессах, а на приватных, на первый взгляд, малозаметных феноменах, связанных с бытом и повседневностью человеческого существования. Представители всех этих направлений, несомненно, в той или иной мере ощущают те трудности, на которые указал Г.С. Кнабе, но ищут выходы, оставаясь на почве исторического исследования, не подменяя своей профессии профессией беллетриста.
Историки ментальностей концентрируют свое внимание на эмоциональной жизни людей, не являющихся выдающимися историческими деятелями, на присущих им системах ценностей и образе мышления, определявших в свою очередь их индивидуальное и социальное поведение. Перерастание истории ментальностей в историческую антропологию, несомненно, связано с резко выросшим интересом к человеку — к любому человеку во всех проявлениях, которые так или иначе зафиксированы в исторических памятниках.
Акцент на «апории» исторического познания, делаемый Кнабе, не отвечает реальной ситуации в нашей профессии. Проблема, представляющаяся мне центральной и наиболее тревожащей, состоит в другом.
Литературная форма исторического повествования до недавнего времени казалась внешней его оболочкой, природа которой не затрагивает самого его существа. Теперь становится все более ясным, что дело обстоит не так просто. Форма дискурса, в которую отливается изложение исторического материала, теснейшим образом связана с принципами его осмысления. Эта форма отнюдь не «невинна», она, подчас помимо воли и сознания исследователя, во многом определяет само содержание создаваемого им текста. На эту сторону дела со всей определенностью указывают те ученые, с именами которых связано направление гуманитарного знания, известное под названием «лингвистического поворота», или «постмодернизма».
Постмодернистская критика литературных произведений была распространена на сочинения историков. Лидеры этого критического направления (Хейден Уайт, Ф.Р. Анкерсмит, Д. Ла Капра и др.) подчеркивают то обстоятельство, что историк как в прошлом, так и в настоящем, вольно или невольно строит свой текст, подчиняясь требованиям риторики, господствующим в его время. В центре внимания этих критиков оказывается «поэтика истории». Язык историка, насыщенный стилистическими оборотами, отнюдь не нейтрален идеологически. Труды постмодернистов, в которых они рассматривают сочинения историков и философов прошлого и настоящего столетий, изобилуют такими категориями, как «ирония», «комедия», «трагедия», «метафора», «метонимия», «синекдоха». Выстраивая свой сюжет, историк формирует повествование в соответствии с привычками мысли и языка своей культуры. Из непрерывного потока событий автор исторического сочинения вычленяет некий фрагмент, повествованию о котором он придает определенную фабулу, и в результате этого «осюжетивания» по существу стирается грань между произведением историка и художественным произведением. Исходя из этих соображений, теоретики постмодернистской историографии ставят общую проблему: в какой мере историк, претендующий на достоверное изображение прошлого, способен реконструировать его? Поскольку историк, сам того не сознавая, находится в плену литературного дискурса, то не превращается ли на практике его попытка восстановления прошлого в создание своего рода вымысла? Историки выдвигают не более чем интерпретации прошлого, и историческое познание, на взгляд постмодернистских критиков историографии, представляет собой, по сути дела, серию равноправных интерпретаций, не имеющих отношения к исторической истине. Время истории как бы удалено из этих интерпретаций, его подменяет современность.