Короче говоря, перед нами возникновение системы, которая на Руси известна как система кормлений. Но и относительно системы кормлений — я не специалист по русской истории, но опираюсь на свои давние беседы с таким авторитетом, как покойный Л. В. Черепнин, — все-таки остается неясным, как возникало то, что на Руси наши историки называют феодальной зависимостью крестьян. Многие говорят: «как и в Западной Европе, крестьяне разорялись, закабалялись, попадали в прекарные отношения, подчинялись господам. Да, наряду с этим были и кормления». Но соображения о том, что разорение и закабаление крестьян было магистральным путем раннефеодального развития, взяты с потолка. Никаких документальных доказательств, насколько я понимаю, не существует. Между тем разъезды по селам бояр, князей и других могущественных людей вместе со свитой, организованные, по-видимому, для того, чтобы кормиться, являются несомненным историческим фактом.
Иными словами, мы начали с проблемы трапезы, угощения — процессов, казалось бы, далеких от сугубо социальной, экономической действительности и суровой юридической практики. Этот «пир на весь мир» утверждал систему социальных связей и питал самосознание его участников. Начав с этого, мы обнаруживаем далее, что с этими процессами непосредственно связан генезис феодальных отношений, во всяком случае в германо-британской части Европы эпохи раннего Средневековья. Нам эти знания дались нелегко.
Я не хочу сейчас останавливаться на довольно драматичных страницах нашей историографии, но они, эти знания, дались нелегко прежде всего потому, что привычки исторического мышления были таковы: есть определенные базисные элементы, компоненты — собственность, рента, эксплуатация и т. д. — их надо изучать. Что касается пира, то это, конечно, любопытно, но иррелевантно к изучению социально-экономических отношений, потому что лежит где-то на периферии и вообще внеисторично, ибо с тех пор, как люди появились, и до тех пор, пока они еще будут что-то есть, они как-то свои трапезы будут организовывать. Но оказывается, для понимания того, что мы называем докапиталистическим обществом, во всяком случае, а, может быть, и для понимания любой общественной системы анализ тех аспектов социальной жизни, о которых мы сегодня говорим, является одним из существеннейших условий.
История культуры:
бесчисленные потери и упущенные возможности
(Из материалов «круглого стола» «История в сослагательном наклонении?»)
Тут было высказано много разных соображений, что продемонстрировало интерес к проблеме, которая со стороны может показаться безответственной, любительской, авантюристической. В основе этого интереса лежит, как мне кажется, в одних случаях осознанный, в других — инстинктивный протест историков против того агрессивного, всепоглощающего детерминизма, который был так четко сформулирован философией XIX в. «Все разумное — действительно»: значит, все, что предусмотрено мировым разумом, находит свое осуществление. И «все действительное — разумно»: все имеет свои достаточные основания и, собственно, иначе быть не может. Это же несколько иначе было затем сформулировано и основоположниками марксизма, поскольку даже смягчающие детерминизм Маркса рассуждения Энгельса о том, что, конечно, всегда складывается весьма сложный и противоречивый параллелограмм сил, действующих вовсе не согласованно, не отменяют тезиса, что в итоге исторический закон прокладывает себе дорогу сквозь все эти неурядицы и временные отклонения. Нас всех этому учили, и хотя мы уже сняли марксистские цитаты и перестали поклоняться портретам классиков, но если нас поскрести, найдется ли там что-то другое — это еще большой вопрос.