Красный от унижения, Фай открыл рот, губы его задрожали, и он поджал их, не в силах произнести ни слова. Они заставят его говорить о случившемся? Прилюдно? Вслух?
— Ну же, ответь. Это правда? — допытывался Колтур. — Тебя взяли против воли?
Пересохшее горло сдавило спазмом, и Фай смог только кивнуть. Да, правда.
Наблюдатели на скамьях зашумели. Судьи обменялись возмущенными взглядами. Двое из них наклонились друг к другу, перешептываясь.
— Расскажи, что именно происходило той ночью, — потребовал один из этих двоих, выпрямившись на стуле. — Как тебя… — он облизал губы, и на его лице проступил жадный, нездоровый интерес. — Как тебя насиловали?
Фай дернулся. Его взгляд лихорадочно заметался по лицам собравшихся. Сколько же здесь народа! Неужели он должен рассказать свою постыдную историю перед всеми этими эльфами? Перед отцом? Поделиться каждой омерзительной деталью своего позора?
Зачем? Зачем вытаскивать наружу всю эту грязь?
— Не задерживай нас, мальчик. — Колтур и другие судьи за столом замерли в ожидании. — Говори. Что с тобой делали?
Все в зале смотрели на него. Абсолютно все. Несколько десятков пар глаз. Фай с трудом сглотнул застрявший в горле комок и, дрожащий, вытолкнул из себя первые слова:
— Дикарки, они…
— Раздели тебя?
— Да.
— Заставили с ними совокупляться? — Холодные глаза Колтура загорелись. И судьи, и наблюдатели наклонились вперед, видимо, чтобы лучше слышать обвиняемого и не пропустить ни одной неприличной подробности его рассказа.
— Да, — всхлипнул Фай, сморгнув слезы. На квадратном столике перед ним стоял полный стакан воды. Каждый звук царапал пересохшее горло, но Фай не решался прикоснуться к стакану: пальцы тряслись, и эльф боялся, что в таком состоянии ничего не сможет удержать в руках. Богиня, какое невыносимое унижение! От стыда хотелось провалиться сквозь землю.
— Ты находил их привлекательными? — продолжил Колтур, и Фай, шокированный вопросом судьи, испуганно замотал головой.
— Нет, нет, они были… были омерзительными.
— Эти женщины раздевались полностью или только приподнимали юбки?
— На них не было юбок. Штаны. Они снимали их, чтобы…
— Ты видел их интимные места?
Фай не понимал, почему его спрашивают о таких вещах, какое те имеют отношение к делу, но заставил себя ответить:
— Я… не смотрел.
— Не смотрел на их обнаженные груди? На сокровенное между ног? — Глаза Колтура блестели все ярче. Его сосед слева, высокий эльф в белоснежной мантии, промокнул лоб платком.
— Нет. Мне было плохо. Меня… — он так и не смог выдавить из себя это слово — «насиловали». Произнести его было сложно даже мысленно, а уж вслух, при всех…
Хмыкнув, Колтур откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
— Там были только женщины?
О, Светлоликая! За что? До этого вопроса Фаю казалось, что чаша его унижений переполнена, что падать ниже просто некуда. Он ошибся. Невольно эльф посмотрел в толпу, сидящую на деревянных скамьях, и отыскал взглядом отца своей предательницы-невесты. Меливинг брезгливо кривил губы. С таким лицом давят насекомых, вызывающих гадливость. На собственного отца Фай взглянуть не осмелился.
— Молодой воин, отвечай, когда к тебе обращаются старейшины.
Сгорбившись, Фай все-таки потянулся к стакану на столе, но сделал это слишком неуклюже, и вода выплеснулась на пол. По ушам ударил звон разбившегося стекла.
— Только женщины?
— Нет. — Фай смотрел на крупные осколки у своих ног, блестящие в луже воды. Ропот, пронесшийся по залу, заставил его сильнее вжать голову в плечи. Даже под угрозой смерти Фай не поднял бы сейчас лицо, скрытое спасительной ширмой длинных волос.
Теперь все знают, что с ним творили в лагере врага. Эллианна, Меливинг, его родители. Завтра тошнотворные подробности его плена облетят весь «Воль’а’мир», а через неделю в королевстве не останется ни одного эльфа, незнакомого с этой историей. На Фая станут показывать пальцами. Женщины при виде него будут торопливо переходить на другую сторону улицы.