— Алло! — почти кричу я.
— Алоха! — смеется в трубку Илья. — Как дела? Мы волновались вчера, но решили подождать до утра и не звонить.
— Господи, Илья, с вами все нормально? Я забыла перезвонить, да и столько всего произошло! Куда вы с Викой вчера ушли?
— Вообще-то вас с Ромкой долго не было, и мы решили помочь вам, вот и пошли на улицу. А там уже увидели полицейских, и, слава богу, вовремя успели спрятаться. Мы потом встретили Ромку, и он сказал, что ты пошла нас предупредить. Мы полночи места себе не находили, все думали, куда ты делась и попалась ли, — рассказывает мне Илья.
— Да я практически и попалась, но… — я ненадолго задумываюсь, а стоит ли рассказывать Илье о том, что случилось ночью или оставить все тайной. – Я просто успела убежать от них и сразу отправилась домой. Очень уж побоялась, что они меня встретят. Я была такая пьяная, что просто отключилась, — говорю я.
— Ладно. Жалко тебя не было с нами до конца ночи. Мы потом пошли на стадион и бесились там, пока не выбежал охранник и не начал орать, что вызовет полицию, и они перестреляют нас. — Илья смеется, его смех чистый и звонкий. — Да и вообще, ночь была классной.
— Рада за вас. Я так сильно перепугалась, что меня поймают. Еле ноги унесла! А хотела вам помочь, — с обидой говорю я.
— А кто тебя просил нам помогать? — ощетинивается Илья. — Ты же знаешь, что мы можем найти выход из любой передряги, но каждый сам за себя. Ты как хочешь, а мы сегодня вечером снова собираемся. У меня дикое похмелье, я буду рад хотя бы стаканчику пива.
— У меня вечером мама дома. Я не могу пойти с вами, — грустно говорю я. — Тем более, завтра в школу. Не хочу идти на уроки с головной болью и запахом изо рта.
— Ну и залипай дома в компьютере, — говорит Илья. — Ладно, давай, до завтра.
Я мычу в ответ что-то неразборчивое, после чего он отключается.
В три часа дня я выхожу в магазин за хлебом. Надо мной нависает хмурое небо, затянутое серыми тучами. Эти тучи… они не уйдут, оставляя небо чистым и голубым. Нет, они поселились здесь до весны, низкие и грозные, но не дающие никакой разрядки. Редкий дождь или снег — исключение. Я точно знаю, что они здесь для того, чтобы портить настроение и вгонять людей в депрессию. И у них это неплохо получается.
Я покупаю хлеб и отправляюсь к Роме. Наши дома находятся на расстоянии пяти минут быстрой ходьбы, только вот магазин далеко, приходится идти через посадку. Я часто захожу повидаться к другу. Мне нравятся короткие одиночные прогулки к его дому по вытоптанной тропе.
Я набираю на домофоне код его квартиры и жду.
— Да? Кто там? — слышу я голос матери Ромки.
— Здравствуйте! Это Соня.
— Ой, проходи, Сонечка.
Дверь открывается, я пробегаюсь по парочке ступенек, ведущих к квартире, после чего оказываюсь внутри маленькой и достаточно уютной прихожей с обоями с золотыми роскошными листьями винограда.
Я быстро скидываю ботинки, оставляю в прихожей купленный хлеб, перекидываюсь приветственными фразами с тетей Валей и сразу же отправляюсь в спальню к Роме. Открываю дверь и чувствую смешанные запахи грязных носков, пота и перегара.
Вижу, что он лежит на диване, практически с головой укрывшись одеялом. Я быстро закрываю за собой дверь и раскрываю друга. Его белая потянутая майка и семейные трусы уже не удивляют меня, ведь я видела их раз сто. Рома что-то мычит и пытается натянуть одеяло обратно. Я же настежь открываю окно и совсем немного приоткрываю дверь, чтобы хоть немного проветрить небольшое пространство спальни.
— Соня, отвали! — говорит Рома. — Дай мне умереть.
— Тебе нужно что-нибудь съесть, и сразу станет легче, — говорю я. — Сколько раз можно повторять?
Когда комната немного проветривается, я направляюсь на кухню и делаю нам бутерброды с чаем.
— Ты вечером идешь гулять? — спрашиваю я и откусываю бутерброд.
Рома кривится и запихивает в себя кусочек еды.
— Нет. Я не смогу пить еще несколько недель, — отвечает он. — Ты где вчера пропала?
— Меня заметили полицейские. Я от них убежала и сразу пошла домой. Ты уже знаешь, что с Викой и Ильей я так и не встретилась?
— Да, они прибежали ко мне буквально через несколько минут после того, как ты ушла.
— Мне звонил Илья и все рассказал, — я раздумываю, стоит ли говорить другу о Егоре и о том, что произошло дома. Мне страшно, что он расскажет об этом остальным, заставит поделиться с мамой, возможно, захочет, чтобы я обратилась в полицию.
— Мы о тебе волновались, — говорит Рома и усмехается. — Но не долго.
Его лицо начинает приобретать румянец, глаза блестят, и он уже откусывает по четверти бутерброда за раз.
— Я так и думала, — грустно говорю я.
Хотя у меня и есть три лучших друга, о которых я даже не смела мечтать, в такие моменты я чувствую себя одинокой.
— Знаешь, я тебе все же расскажу, что произошло вечером, — говорю я и немного краснею от смущения. – Но ты должен пообещать, что никому ничего не расскажешь. Даже Вике и Илье.
Рома кажется заинтригованным.
— Давай, — говорит он. — Постараюсь никому не рассказывать.
Я скептически на него смотрю. «Постараюсь» — это не то слово, которое обозначает вечное хранение тайны.
— Вчера… в общем мне не удалось сбежать от полицейских. Я увидела едущую машину и остановила ее. Там оказался один мой знакомый, которого я не видела двенадцать лет. Он разобрался с полицейскими. Не знаю, что он им сказал… наверное, дал денег, чтоб они отвалили. А потом он отвез меня в кафе и накормил. Он сказал, что собирается увидеться со мной еще.
Лицо Ромки выражает задумчивость.
— Ну, и сколько же ему лет? — спрашивает он.
— Двадцать пять.
Рома выглядит ошеломленным.
— Ты что, связалась с каким-то педофилом? — восклицает он.
— Не кричи так! — шикаю я на него. — Какой педофил, о чем ты? Между нами ничего не было, даже ни одного намека!
— Будь осторожнее с ним, Соня, — говорит Рома и тычет в меня остатком бутерброда. — Не знаю, что он за человек, но предчувствие у меня нехорошее. А ты знаешь, что оно меня никогда не подводило.
Я прыскаю от Ромкиных слов о его предчувствии. Как-то раз, когда мы впервые решили купить пачку сигарет и вместе ее скурить, он весь вечер рассказывал, что предчувствует то, что появятся наши родители, и тогда экзекуции нам не избежать.
— Ты не расскажешь об этом ребятам? — спрашиваю я с надеждой.
— Нет, но, если этот мужик будет к тебе липнуть, или надоедать, или вы просто слишком часто будете видеться, я им все расскажу. А еще твоей маме, чтоб она выбила из тебя все дерьмо.
— Ладно-ладно, прекращай, — говорю я и улыбаюсь.
Терпеть не могу, когда Рома начинает изображать заботливого друга. Сначала я хочу рассказать ему и о том, что кто-то залез в мою квартиру, но потом передумываю.
Все-таки я не буду рассказывать о переведенных часах никому, даже Егору. Мне интересно разобраться в происходящем самой, хотя я понимаю, что нарываюсь на неприятности.
Я доедаю свой бутерброд и выхожу из спальни Ромы. Свою задачу на сегодня я выполнила. Забираю купленный хлеб и направляюсь домой.
Целый вечер я кое-как выполняю домашние задания и смотрю фильмы. И думаю о Егоре. Никак не могу перестать вспоминать и анализировать его поступки, думать, упустила ли я что-то.
В эту ночь я крепко засыпаю и сплю без сновидений.
Утром я плетусь в школу. В место, которое терпеть не могу. Мои школьные мучения практически закончены, ведь в этом году я в выпускном классе. Все усиленно готовятся к тестированию и занимаются каждую свободную минуту. Так как я до конца не определилась с тем, чем собираюсь заниматься по жизни, то и в подготовке к предстоящим экзаменам не слишком тороплюсь.
Уроки проходят как обычно. Я сажусь за последнюю парту рядом с Ильей, и закрываюсь от мира завесой из волос. Я давно не стриглась, и они стали довольно длинными. От Ильи я чувствую слабый запах духов и мыла. Скорее всего, сегодня утром он постарался привести себя в порядок после вчерашней ночи.